— Двадцать пять, по-марианскому исчислению. — старалась я говорить, как можно ровнее, чтобы лишний раз не выдать свою слабость.
Мужчина нахмурился, прикидывая что-то в уме, а потом выдал ошеломляющую фразу:
— Хорошая разница в пятнадцать лет для мужа и жены, — он улыбнулся самыми уголками губ, лицо словно преобразилось.
Ан Брадос умел строить интриги, располагать к себе женщин, но нелепо улыбался, отчего казался милым. В этот момент холод уходил из его глаз, оказывая избранным теплоту души.
Я промолчала, совершенно обескураженная подобной постановкой вопроса, ведь как только Александр Дит вступит на землю Юмы, я буду свободна от любых посягательств и сватовства. Я сполна сыта гостеприимством предполагаемого дома.
— Снимай платье, — без всякого стеснения заявил мой несостоявшийся супруг. Я широко распахнула глаза и открыла рот. У меня пропал дар речи, такой наглости не позволял себе даже Сорин Андос. А уж он знаменитый разрушитель принятых порядков.
— Что-то не так? — кажется мужчина даже не понял, чем я так возмущена. — Меня мало волнует твое тело, необходимо осмотреть рану, а сквозь жесткий корсет я не могу прощупать сломаны ли ребра.
С этими словами Иен повернул меня спиною к себе и начал распускать сложную шнуровку, пыхтя и злясь от того, что та не поддается. А я рукою теребила молнию сбоку, зная о том, что шнуровка носит декоративный характер. Хоть в чем-то всемогущий наследник Ан Брадос бессилен.
Очередной стон вызвал приступ истерического нервного хохота, который вызвал адскую боль в груди. Растерянность мужчины, а затем и его строгий взгляд, что не обещал мне ничего хорошего, убили на корню мое веселье.
Я потянула вниз молнию, и платье, словно шелковая невесомая ткань, соскользнуло к моим ногам. Иен рукою очертил изгиб моего тела, чуть касаясь. В ответ кожа покрылась мурашками, а дыхание сбилось. Дрожь охватила естество. А вместе с ней стыд захлестнул мое сознание, я попыталась закрыться руками, но мужчина не позволил мне сделать это движение. Он плавно скользил рукою по спине, нежно поглаживая грудную клетку.
— Повернись, — приказал он спокойным ровным голосом, словно осматривал бесчувственную куклу. Мне оставалось только повиноваться.
— Не бойся! Я не причиню тебе вреда, — прошептал Иен и коснулся губами ключицы. Я дернулась и в этот момент Ан Брадос нажал на правую часть туловища. Хруст принес боль, которая заволокла сознание.
Я открыла глаза по полу в объятиях мужчины, сверху, словно одеялом, мужчина накрыл меня своим пиджаком.
— Ты обещал, что мне не будет больно. — проворчала, уже не ощущая такой острой рези в груди.
— Я сказал, что не причиню вреда, про ощущения речи не что.
Иен Ан Брадос оказался совершенно невыносимым созданием. Мне хотелось то убить его, то благодарить и целовать ноги за спасение. И возможно, я сменила гнев на милость, если бы не он был причиной всех моих неприятностей.
В душе возник порыв обвинить Иена или броситься на него с кулаками, захлебываясь слезами, тем самым выплеснуть страх, что копился последние несколько месяцев пребывания на Юме. Вот только гордость и воспитания не позволили мне этого сделать. Достаточно глупостей и ошибок, подобно той, что я совершила в шестнадцать лет, отправившись на родину матери Землю.
— Как получилось, что Малик остался один на Земле? — Вопрос, который даст понять Иен о том, что мне известна их подлость с отцом.
Эффект не заставил себя ждать. Рука мужчины, которой он гладил мои волосы, замерла в воздухе на полпути к распустившейся и растрепанной косе. Иен прищурил глаза, фыркнул, но ответил.
— Мой средний брат всегда считал себя обделенным лаской ребенком. Хотя, Валенсия и вправду его недолюбливала, но не никак внешне не выражала этого. Отец относился одинаково ко всем своим детям. Но и мне и маленькому Пинеру казалось, что Малика он выделяет, оттого я относился к нему достаточно холодно, — при произнесении имени младшего брата цвет глаз Ан Брадоса поменялся. Они заблестели тоскою. Он действительно любил своих родных.
— На твоей планете Марине началась смута. Император Александр Дит жестко менял старые порядки и уничтожал неугодных. Твой отец гораздо страшнее своего предшественника. — Иен взглянул на меня, немного испугавшись собственной откровенности.
Но правдивые слова не вызвали во мне никаких эмоций. Александр правил кровавой рукою, выплескивая всю боль, накопившуюся с годами и таким образом защищая свою семью.