— Уже лучше, — сказала та более одобрительно. — А теперь, полагаю, вам следует вернутся к тому, чем вы должны были заниматься, только на этот раз немного аккуратнее.
— Так точно, мэм, — ответил хор, и она кивнула. Они двинулись дальше — намного спокойнее чем раньше, как она подозревала — а она продолжила свое прерванное путешествие.
“Вышло неплохо”, — сказала она сама себе продолжая движение по Первому Осевому и не подозревая о присутствии улыбающегося главстаршины, который появился позади нее как раз вовремя, чтобы стать свидетелем всего эпизода.
— Итак, Пулеголовый, — довольно сказал главный корабельный старшина Фланаган, — что ты теперь думаешь об этой беспомощной куче маменькиных деток с поверхности?
— Кто, я? — главный старшина Шелтон подался вперед в своем кресле, где он сидел положив ноги на стол главстаршинской кают-компании, и улыбнулся покручивая в руках стакан с пивом. Не многим дозволялось в глаза называть его этим прозвищем, но с Фланаганом они были знакомы более двадцати стандартных лет. Возможно еще более важным был тот факт, что Фланаган был боцманом “Воительницы”, самым старшим из неофицерской части ее экипажа.
— Да, ты, — сказал Фланаган. — Ты за свою жизнь видел когда-нибудь настолько же беспомощную толпу? Клянусь, на мой взгляд парочка из них не сразу сообразит какой из люков шлюза надо открывать первым!
— О, не все они настолько плохи, — ответил Шелтон. — Есть кое-какие проблемы — черт, будем честны, есть уйма проблем — но они понемногу разрешаются. К нашему прибытию в Силезию они будут готовы. А некоторые из них не так уж и плохи прямо сейчас.
— Полагаешь? — Брови Фланагана слегка приподнялись от интонаций Шелтона, и главстаршина кивнул. — И кто именно, если не секрет, удостоился этой конкретной похвалы?
— Юная Харрингтон, если хочешь знать. — произнес Шелтон. — Я встретил ее в Первом Осевом сегодня утром, когда она снимала стружку с пары рабочих групп, умудрившихся врезаться друг в друга. Ящики с электроникой разбросанные повсюду на палубе, антигравитационный поддон опрокинувшийся набок, погрузчик уткнувшийся в переборку и полдюжины ракетных двигателей готовых выскользнуть из креплений, не говоря уже о паре рядовых готовых начать выбивать пыль друг из друга доказывая кто именно виноват. И она: стоит там и усмиряет толпу. Построила эти жалкие задницы за рекордное время.
Фланаган обнаружил, что ему трудно скрыть удивление от одобрения, явственно звучавшим в голосе Шелтона.
— Не думал, что у нее может хватить децибел для усмирения толпы, — заметил он внимательно следя за выражением лица своего друга. — С ее-то нежным голосом она, полагаю, выглядела довольно глупо, когда кричала на кучу грубых космонавтов.
— Не-а, — с улыбкой сказал Шелтон. — В этом-то и была вся прелесть — она не кричала, даже ни разу не повысила голос. Ей это не было нужно. Она пока только салага, но эта юная леди может подпалить краску на бронированной переборке одной только интонацией. Не видел ничего подобного за многие годы.
— Если так, то этот дерьмоголовый Сантино мог бы кое-чему поучится у своих салаг, — едко заметил Фланаган и настала очередь Шелтона удивляться. За все те годы, что они были знакомы, он мог бы по пальцам одной руки пересчитать случаи когда его друг употреблял подобные выражения в отношении офицеров. Ну, может быть, пришлось бы прихватить пару пальцев второй руки. Не то, чтобы главстаршина не был согласен с боцманом.
— На самом деле, полагаю он бы мог научится чертовски многому у Харрингтон, — ответил Шелтон через мгновение. — В этом отношении он, скорее всего, мог бы многому научится у всех их. Если только ему удастся продержать рот закрытым достаточно долго, чтобы их услышать.
— И насколько это вероятно? — фыркнул Фланаган.
— Не очень, — заключил Шелтон. — Этот человек наслаждается звуком своего голоса.
— Я бы не был этим так недоволен, если бы он не был таким ублюдком, — сказал Фланаган, по-прежнему с таким оттенком горького осуждения, что Шелтон глянул на него через стол чувствуя первые признаки настоящей тревоги.
— Ты не хочешь мне ничего рассказать по этому поводу, Ян?
— Скорее всего ничего такого, чего бы ты сам не знал, — угрюмо произнес Фланаган. — Просто то, что он — полная задница. Черт, да ты должен лучше меня знать как он втаптывает в грязь салаг, а со своими людьми в тактической секции он обращается не намного лучше. Даже он знает, что не стоит злить старшин, но вчера он обрушился как перегрузка в пять же на своего сигнальщика за ошибку, которая целиком и полностью была его собственной. Знаешь, мне не нужен офицер, который вызверяется на собственных подчиненных, когда сам же и облажался. Этот человек — самая бесполезная куча дерьма какую я только видел в офицерской форме, Пулеголовый.
— Не знаю, готов ли я зайти так далеко, — ответил Шелтон рассудительным тоном. — Я, знаешь ли, видал достаточно хреновых офицеров. Некоторые из них могли бы даже посоревноваться с Сантино. С другой стороны, не могу сказать, что хоть кто-то из них был хуже него. — Он помедлил и вопросительно покосился на своего друга. — Знаешь, а ведь это не по Уставу: собраться двум главным старшинам, сесть и позлословить об офицере за пивком.
— Но ты же не видел, чтобы я делал это с кем-то еще, не так ли? — парировал Фланаган и сморщился. — Черт, Пулеголовый, ты же как и я знаешь, что Сантино — худший гребаный офицер на этом корабле. Ну, будь честен. Ты же взволнован тем, как он обращается с салагами, так?
— Ну да, — признал Шелтон. — Вот я вижу ребенка вроде Харрингтон — да любого из них, правда, но особенно Харрингтон — вижу насколько много он обещает, а вот вижу Сантино, изо всех сил старается выбить все это из них. Я имею в виду, что одно дело быть с ними суровым. И совершенно иное — гонять их двадцать два часа в сутки из чистой подлости, поскольку ты знаешь, что они ничего не могут сделать, чтобы тебе отплатить.
— Можешь это повторить, — сказал Фланаган. — Мало того, что цепочка командования на его стороне, так они еще знают, что он может спустить в унитаз их карьеру в любой удобный ему момент, если они не будут целовать его в зад достаточно часто.
— Может быть. Но должен тебе сказать, Ян, что я не знаю, сколько еще сможет все это выносить Харрингтон. — отрезвляюще покачал головой Шелтон. — У меня были сомнения, когда она появилась с этим древесным котом. В первый раз я встретил кого-то из них на борту корабля. Я полагал, что это создаст проблемы как минимум в Салажьем Уголке, и что Харрингтон в первую очередь будет испытывать самодовольство от того, что он у нее есть. Я ошибся в обеих случаях. В девочке скрыто многое. Она однажды пойдет далеко… если только Сантино не нажмет на нее слишком сильно. В ней есть темперамент, как бы она не пыталась его скрыть, и Сантино стоит у нее костью поперек горла. Однажды она сорвется, и тогда…
Двое старшин уставились друг на друга через стол и ни один из них больше не испытывал желания улыбнуться.
— Скажите мне, миз Харрингтон, — произнес Элвис Сантино, — возможно ли такое, что благодаря какому-то бурному полету воображения вы и правда расцениваете это как завершенную работу?
Лейтенант стоял в каземате Гразера-Три, второго энергетического орудия левого борта “Воительницы”. Они с Хонор были в скафандрах, как того требовал Устав, поскольку от пустоты каземат отделял не полноценный шлюз, а только одиночный люк. Когда корабль готовится к бою, каземат открывается прямо в космос, сборка излучателя разворачивается к борту, а силовые ползуны выдвигают орудие целиком наружу до тех пор, пока головка излучателя не высунется за пределы корпуса, где сможет безопасно задействовать гравитационные линзы. В глубине души Хонор всегда забавляло то, что современные энергетические орудия “выкатывают” как какие-то заряжавшиеся с дула пушки времен парусных флотов на Старой Земле. Однако прямо сейчас все что она чувствовала было глухо бурлившее негодование в отношении ее воспитателя.