– Твоя правда. Отправляемся сейчас же. Кстати, Святогор, почему, когда я мимо тебя не прошёл, ты мне честь не отдал?
– Виноват, Владлен Феофанович. Заснул, наверное, на ходу, в облаках витал.
– Слава богу, – с облегчением выдохнул Полторы-Петренко, – а то я уж было подумал, что ты меня не уважаешь.
Капитан и его подчинённый, продолжающий держать вазу в руках, вышли на крышу Управления и сели в один из звездолётов. Хоть им не требовалось сейчас покидать планету, они решили воспользоваться доступным казённым транспортом. Заказывать такси или ехать на метро желания не было. Только зря время терять.
Космический корабль медленно воспарил над посадочной платформой и полетел вперёд. Владлен Феофанович сидел за штурвалом и время от времени просил напарника проверить показания бортового компьютера. Направление, запас топлива, высота полёта и многие другие показатели постоянно назывались вслух. Полторы-Петренко понимал, что неполадок в работе систем не имеется и возникать не должно. В конце концов, надёжное качество германской техники было известно ещё на заре космической эры, когда бензиновые автомобили из этой тогда ещё не объединившейся страны расхваливали во всём мире. Вот и сейчас транспорт, произведённый на родине Иоганна Себастьяна Баха, Фридриха Ницше, Иммануила Канта и Тилля Линдеманна, доказывал, что не зря люди говорят о высоком немецком качестве.
Звездолёт вскоре долетел до нужного адреса. Жил Добролюбов в престижном районе, в котором стояли одни лишь небоскрёбы. Как именно он заработал деньги на такую дорогую недвижимость, Владлен Феофанович мог только догадываться. И всё равно ни за что на свете не догадался бы об истинных причинах этого. В конце концов, он был простым работягой, а не небожителем, для которого выбросить в окно три тонны драгоценностей, было действием, совершенно незаметным для кошелька.
Полторы-Петренко и Рабинович вышли из космического корабля и подошли ко входу в подъезд. Консьерж открыл им дверь после недолгого разговора по домофону, и оперуполномоченный вместе с напарником вошли внутрь. На лифте они поднялись до последнего этажа всего за минуту. Правда из-за стремительного подъёма на двухкилометровую высоту заложило уши, закружилась голова, и потемнело в глазах. Опер вместе с подчинёнными даже присели на пол, чтобы не упасть. Младший лейтенант при этом больше переживал не за себя любимого, а за вазу, которую осторожно прижимал к груди. К счастью, всё обошлось. Организмы оказались достаточно крепки, сумели выстоять. С хрустальным сосудом тоже ничего не приключилось, чему Святогор долго не мог нарадоваться.
Шестьсот шестьдесят шестой этаж встретил служителей закона небольшим коридором, похожим на барак. Это было тесноватое прямоугольное помещение без окон, в котором вольно-невольно все начинали испытывать приступ клаустрофобии. Лишь пара дверей, одна ведущая на лестничную площадку, а вторая – в единственную квартиру, расположенную здесь, немного успокаивали, давая понять, что за второй начинается настоящий простор.
Стоило нажать на кнопку звонка, как проход в жильё открылся, и Владлена со Святогором встретил облачённый в дорогой костюм швейцар.
– Who are you? (Кто вы?) – спросил он их по-английски.
– От хуаю слышу! – произнёс в ответ Полторы-Петренко.
– Что там за суета в дверях творится? – послышался старческий голос где-то в глубине квартиры. Вскоре его обладатель показался гостям на глаза и, поняв, кто перед ним, продолжил, – Чем могу быть вам полезен, молодёжь?
– Мы расследуем преступление и хотим задать Вам несколько вопросов, Иннокентий Акакиевич, – назвал цель визита космоопер.
– Ну, чего нам тут разговаривать? Проходите внутрь, – пригласил стражей правопорядка старик.
Владлен Феофанович и Святогор Всеволодович ступили за порог и оказались посреди невиданной прежде роскоши. Ни в одном фильме, ни в одном сериале никогда не демонстрировалось столько богатства. Шёлковые обои, шкуры вымерших животных, используемые в качестве ковров, паркет из красного дерева – это было самое дешёвое, что замечал глаз. Настоящие ценности располагались чуть дальше, в других комнатах. Их не выставляли напоказ в прихожей. Несколько гостиных и спален было обставлено скульптурами, ранее находившимися в музеях. Подлинники картин висели на стенах. В некоторых помещениях имелись фонтаны, изготовленные из платины. Потолки были инкрустированы драгоценными камнями и самородками драгоценных металлов. Это было совершенно вульгарно, однако впечатление производило именно то, которое и было нужно хозяину квартиры.
Святогор Всеволодович отстал от капитана и стал ходить-бродить по квартире, рассматривая богатства, коих было пруд-пруди. Космический оперативный уполномоченный же проследовал за хозяином жилья в одну из гостиных. Пол, стены и потолок в ней были сделаны из золота. Это был вовсе не тончайший слой этого жёлтого металла. Никакой сусалки здесь и в помине не было. Вся комната была отделана драгоценной материей, ради которой люди убивали друг друга на протяжении всей истории. Из-за неё вспыхивали войны в далёком прошлом, из-за неё некоторые личности убивали родных. Толщина золота, которым были покрыты каменные поверхности в гостиной, как сказал Добролюбов, была больше длины его ладони примерно в полтора раза. У Владлена Феофановича аж отвисла челюсть, когда он это услышал. Часть жевательного аппарата непременно упала бы на пол, если бы не находилась под надёжной защитой кожи и мышц, которые удержали кость вместе с зубами на месте, не давая им отправиться в свободное падение на сверхсветовой скорости.
– Приношу Вам свои извинения за моего грубоватого швейцара, – сел в кресло возле кофейного столика старик. – Он порой старается работать слишком уж активно. Отдаёт всего себя делу, поэтому его временами заносит. Впрочем, может сказываться его профессиональная привычка со старого места работы. Видите ли, он ранее был вышибалой в баре, поэтому иногда он может действовать по старинке.
– Давайте приступим, – предложил капитан Полторы-Петренко. – Служба не терпит отлагательств.
– Я не возражаю. Так какие вопросы Вы хотите мне задать? Подождите, пожалуйста. Давайте выпьем по чашке кофе. Вы не против?
– Нет.
Иннокентий Акакиевич пару раз хлопнул в ладоши, и вскоре в гостиную вошёл швейцар с подносом. Положив на столик чашки с напитком, он удалился.
– Он у Вас ещё и горничным подрабатывает что ли? – удивился Владлен Феофанович.
– Нет. Однако он делает превосходный капучино. Такой за все деньги мира не купишь. Именно поэтому честь создавать это божественное питьё в моём доме отведена именно ему.
– А он по-русски говорит вообще?
– Слова сказать не может, – махнул рукой Добролюбов. – Он по-нашему вообще, что называется, ни бе ни ме ни кукареку. Он, между прочим, в России уже десять лет живёт. За это время мог бы выучить язык.
– У нас в стране многие все равно говорят по-английски, поэтому проблем в общении Ваш швейцар, видимо, не испытывает. Вот только со мной у него разговаривать не получится, ибо я его родного языка не знаю от слова совсем. Я в школе учил немецкий и бурятский, а в вузе – польский.
– Надо бы этого работничка отдать татарам. Они его мигом научат на своём говорить. Менее чем за год сможет говорить по-татарски, словно никакого другого языка никогда в жизни не знал.
– Вы уверены, что это сработает? – удивился Владлен Феофанович.
– Конечно. Уж если они в двадцать первом веке научили своему языку Афганистан, Пакистан и Иран, то что мешает им сделать нечто похожее, но только в гораздо меньших масштабах. В конце концов, они и меня по-татарски говорить научили.
– Вот как? Удивительные вещи в России творятся. Кстати, как зовут-то хоть этого швейцара?
– Ангус Макфайф, – назвал имя старик.
– Знакомо звучит, – задумчиво потёр подбородок Полторы-Петренко. – Где-то я уже это слышал.
– Многие слышали. Всё-таки он во всём освоенном космосе знаменит.
– Чего же такого он сделал, что так широко известен?
– А мне почём знать? – пожал плечами Добролюбов Иннокентий Акакиевич. – Он мне о своих похождениях ни разу не говорил. Даже словом не обмолвился за всё время, что он тут работает.