– Это я сейчас проверю.
Владлен Феофанович быстро обошёл весь дом и проверил каждую комнату и каждый шкаф. Любые места, где можно было бы спрятаться, не остались без внимания опытного опера. Поняв, что его не обманывали, он вернулся к раненым.
– Где документы? – приставил он бластер ко лбу одного из бандитов.
– Они на кухне. В шкафчике с пакетами муки.
– Смотри у меня, подонок. Если я не найду их там, имеющимися дырками в ногах не отделаешься.
Полторы-Петренко отправился искать бумаги и вскоре вернулся с ними. Это было именно то, что он искал. Сведения о доставке конопли, дата и время совершения сделок, суммы, которые были потрачены на приобретение наркотика. И везде фигурировал Бабай.
– Этот Бабай прилетал к вам сюда? Он подписывал эти филькины грамоты?
– Мы его вообще в живую не видели. Мы с ним переписывались в даркнете и не знаем, как он выглядит. Вместо него к нам приходило некое доверенное лицо. Посредник, так сказать. Этот человек-то и совершал сделки.
«Уж не Ольга Кощеевна ли это?» – подумал капитан.
– Кто был этим медиатором?
– Женщина одна. Звали её Ольгой Бессмертной. Там в документах она упоминается. Полистай немного и увидишь.
Владлен Феофанович пробежал глазами по тексту нескольких бумаг и убедился в правильности своего предположения. Чутьё не подводило. Вот, что значит профессионализм! Или очевидность происходящего… Что именно, старший оперативный уполномоченный не знал и даже не догадывался.
– Вы оба пойдёте со мной. В вашем звездолёте есть аптечка?
– Конечно, есть. Думаешь, мы станем летать без неё? Мы не хотим, чтобы какой-нибудь инспектор остановил нас и выписал нам штраф из-за её отсутствия.
– У нас даже огнетушитель есть, – заговорил второй.
– Понятно. В таком случае, мой напарник окажет вам первую помощь. Не хочу, чтобы вам в раны попала инфекция и вы оба умерли.
– Неужели в органах нынче служат такие честные и чуткие люди? – удивился бандит.
– Нет, просто я не хочу, чтобы такие ценные подозреваемые отправились к пращурам, не успев дать показаний.
– Ну и злые же вы, мусора!
Владлен заставил преступников самостоятельно добраться до ангара. Из-за простреленных ног они не могли ходить, поэтому передвигались на четвереньках. Со стороны это выглядело до безумия нелепо. Зато только так можно было добиться желаемого результата. Не на руках же их носить в самом деле! Ещё шею свернут в этот момент.
Когда капитан проследовал за парой раненых в помещение, где стоял готовый к взлёту космический корабль, его отец и напарник оба раскрыли рты от удивления. Увиденное заставило их задуматься, не в цирк ли они попали. Но объяснения космоопера расставили всё по полочкам.
Расположив раненых в креслах, стражи закона заковали их в наручники. Чтобы больше обезопасить себя, они дополнительно привязали их друг к другу. Теперь-то они точно не смогут ничего сделать. Не навредят, ибо даже сдвинуться с места не смогут.
Рабинович Святогор Всеволодович отыскал аптечку и стал обеззараживать простреленные ноги бандитов, после чего перебинтовал их. Полторы-Петренко Владлен Феофанович же сел за штурвал звездолёта и поднял его в воздух на пару метров. Только когда космический корабль оторвался от земли, капитан понял, какую оплошность совершил. Он забыл открыть дверь ангара. Люка на крыше не было, любой транспорт входил сюда через широкие двери. Выходить и открывать их старший оперуполномоченный не имел ни малейшего желания. Ему было банально лень делать это. Он и так уже успел устать за сегодня. Лишние телодвижения, отнимающие энергию, совершать не хотелось.
А ведь выбираться из помещения надо было. Недолго думая, Владлен включил двигатели и на высокой скорости влетел в стенку ангара и, продырявив её, вылетел наружу.
– Ну и напугал же ты меня, сынок, – выдохнул Феофан Ларисович. – Больше так никогда не делай.
– Да всё нормально. Ничего не случится с этим космическим кораблём, сколько ангаров не дырявь.
– И всё же будь хотя бы немного предусмотрительнее. Ты ведь и так каждый день рискуешь жизнью. Я и сам бывший опер. Я знаю всю эту кухню изнутри. Мне хорошо известно каково это, оказаться под бластерным огнём. У меня несколько сослуживцев так погибло. Они были отчаянными людьми. Мне порой казалось, что в них совсем не было страха. Инстинкта самосохранения, думаю, тоже, потому что они всегда лезли на рожон. Если бандиты стреляли и взрывали, сослуживцы оказывались в самой гуще сражений. Я поражался, как смело они врываются в бой. К сожалению, это беспрецедентное мужество сыграло с ними злую шутку. Однажды они точно так же, как и много раз до этого, сиганули в самое пекло. И не выбрались из него. Если я оставался в укрытии и отстреливался оттуда, то они не хотели так поступать. Сколько я их ни отговаривал, они меня не слушали. Так и остались они на месте перестрелки. Навсегда. Похороны прошли в тот же день. Много людей тогда пришло проводить их в последний путь.
– Папа, спокойнее немного будь. Я прекрасно знаю, как мне вести дела. Я не иду никогда туда, где риск слишком велик. Как бы там ни было, я всегда стараюсь поступать так, чтобы не оказываться в слишком уж опасных ситуациях. Я же не хочу взять и умереть в один прекрасный день. Да и вообще мне приходится рисковать очень мало. Это в твоё время преступность зашкаливала. Сейчас же намного безопаснее. Я больше занимаюсь поездками туда-сюда по всей Солнечной системе и беседами. Вот если тебе часто приходилось отбиваться от бандитов и участвовать в перестрелках, то я практически не сталкиваюсь с подобным. Есть, конечно, исключения из этого правила. В последнее время такие исключения в моей практике что-то участились, скрывать этого я не стану. Но всё равно это не отменяет того факта, что я занимаюсь преимущественно безопасными делами.
– Между прочим, сынок, я тоже разъезжал туда-сюда и лишь общался с разными людьми. Но даже в таких простых делах могут возникнуть сложности. Иной раз разговоры с ценными свидетелями прерывались нападениями преступников, которые решили замести следы и избавиться от ищеек. Вот тогда-то и приходилось брать в руки бластер и отправлять нападавших на тот свет. А ведь ещё бывали случаи, когда свидетель сам оказывался бандитом, и он вытаскивал из-за пазухи оружие. И тогда вновь начиналась перестрелка. Я был бы рад не участвовать в таких опасных предприятиях, но никуда деться от этого не мог. В конце концов, такова была моя работа. И в моём отделе умерло слишком много человек. У нас несколько раз люди уходили в отставку, чтобы не быть убитыми. Ты только представь, работаешь ты себе спокойно, никого не трогаешь, и тут в Управление приходит известие об убийстве одного оперуполномоченного. Тебе становится немного не по себе, но ты остаёшься невозмутим. Хотя бы пытаешься себе это внушить. Но когда ты узнаёшь, что бандиты убили целую группу твоих коллег, тут-то на душе делается особенно страшно. У нас, помню, была высокая текучка кадров. Мало кто хотел получить бластерное попадание и умереть на задании. Тем более, что некоторых могли повысить в звании, чтобы восполнить потери и отправить расследовать дело, из-за которого и был убит тот или иной опер. Сам понимаешь, в подобной ситуации любой запаникует. Никто ведь не хочет умирать. Я уж не говорю о том, что в подобной ситуации любой человек предпочтёт выбрать жизнь и работу по другой профессии, а не продолжение службы и высокую вероятность смерти.
– Но ты ведь остался опером, папа. Что же ты не ушёл тогда, когда твои друзья стали гибнуть пачками?
– Я не мог так поступить. Что-то в моей голове подсказывало мне, что так делать нельзя. Я предпочёл выбрать сложный и опасный путь, чтобы в будущем было меньше бандитов. Никто, кроме меня, так поступить не смог. Лишь я один. Единицы из служивших тогда в Управлении последовали моему примеру. Я лично даже не представлял тогда, что можно совершить что-то иное. Не знаю, что за импульс, что за порыв это был. Но это именно он заставил меня остаться на службе. Можно назвать это совестью. Наверное, именно она и была. Впрочем, это звучит слишком уж банально. Наверное, это было осознание правильности собственных действий. Что-то подсказывало мне, что именно так, а не иначе надлежит сделать, что только так будет верно. Может быть, это было какое-нибудь предчувствие? Интуиция?