— Но должны же здесь быть такси.
— Сомневаюсь. Сейчас апогей, — пояснил дежурный, словно она этого не заметила. — В апогей посетителей не бывает.
— Здесь что, бывают посетители? — сказала Табита и защелкнула свой манжет. — Так в какую там сторону?
Дежурный снова указал на восток — короткий тычок пальцев в противно надушенном воздухе.
— Здоровенный дом и весь сплошь в окнах, — сказал он, активируя для нее шлюз. И добавил: — Все равно она вас не пустит.
Капитан Джут тронула пальцем герметизатор скафандра. На базе ей дали контактное имя, Мортон Годфри. Мужское, надо думать.
— Мне же только взять отсюда груз, — сказала она.
Дежурный наблюдал за экранной парочкой с неослабным вниманием, как ревнивый любовник или шпион. Возможно, это он написал сценарий и теперь хотел убедиться, что все поставлено верно.
— Она никогда никого не пускает, — обнадежил он.
Дом стоял на дальнем возвышающемся склоне плато. Он представлял собой асимметричную груду серебристых алюминиевых блюдец. Блюдец было много, а окон в них гак и вовсе была чертова уйма, думала Табита, поднимаясь по склону. И все эти окна горели, словно нанимательница мистера Годфри решила задать сказочный бал.
Камера тщательно осмотрела посетительницу, затем в ее наушниках прозвучал механический голос:
— Изложите ваше дело.
— От агентства «Кейруэйз» к Мортону Годфри, для приемки груза, — сказала Табита.
Она подошла к камере вплотную и показала свое запястье. «Предметы искусства» — гласило описание груза.
— Мистер Годфри находится в недоступности.
— Чей это дом?
— Этот дом принадлежит принцессе Бадрульбудур, — сказал робот. — Она находится в недоступности.
— Я что, спросила что-нибудь не так? — спросила капитан Джут.
— Я не имею возможности ответить на этот вопрос, — сказал робот. — В настоящий момент нет никого, кто мог бы вас принять.
Она прямо видела его, «Факто-4000», с расширенными возможностями и до крайности чопорного. Ей представилось, как он, с метелочкой из перьев в манипуляторе, неспешно движется вдоль вереницы серых гипсовых статуэток.
— Где и как я могу с ними связаться? — спросила она.
— В настоящий момент нет никого, кто мог бы вас принять, — сказал робот. — Ваш визит полностью записан и зарегистрирован в ноль пять двадцать два тридцать два. Зайдите, пожалуйста, в другой раз.
Спускаясь со склона, она обернулась на дом. В ослепительно освещенных окнах не было никого, ничто и нигде не двигалось. За домом вдали всходила постная бледно-желтая физиономия Урана.
Она связалась с кораблем:
— Ну как там все, Алиса?
— КОММУНИКАЦИОННЫЙ ТРАФИК ПОЧТИ НА НУЛЕ.
Капитан окинула взглядом маленькие пузырьковые купола, в беспорядке раскиданные по чуть волнистым просторам метанового льда. Там тоже ничего не двигалось. Живет же здесь кто-то, а зачем? С какой стати?
— ЗАРЕГИСТРИРОВАНО ОДНО ПРЕДПРИЯТИЕ СОЦИАЛЬНО-БЫТОВОГО ОБСЛУЖИВАНИЯ.
— Бар? Тут есть бар?
— ВЕСЬМА ВЕРОЯТНО. ИМЕЕТСЯ ГОСТИНИЦА НА СТО КРОВАТЕЙ.
— Значит, кто-то и правда сюда приезжает. — При ее всегдашней удачливости, не иначе как отшельники, свихнутые на религии. Обстановка начинала действовать ей на нервы. — А кто она такая, эта принцесса Бадрульбудур? Нам это известно? — спросила она у корабля, набирая параллельно номер гостиницы.
Телефон на секунду смолк, это Алиса наводила справки.
— ПО ЭТОМУ ИМЕНИ Я НЕ СМОГЛА НИЧЕГО НАЙТИ. СЛЕДУЕТ ЛИ МНЕ ПОСЛАТЬ ЗАПРОС?
— Нет, Алиса, чушь это все.
Гостиница ответила. Табита услышала медленную негромкую музыку и на дальнем плане разговор какой-то пары.
— Вы открыты? — спросила она.
— Спроси меня вежливо.
Голос был культурный, хрипловатый, доброжелательный, женский. У Табиты слегка отлегло от сердца.
— Я только что прибыла. Мне нужны свежий воздух и перезарядка.
— Если ты, дорогая, найдешь на Умбриеле хоть что-нибудь свежее, расскажи нам, и поподробнее.
Гостиница называлась «Грезы». Она располагалась в том самом коричневом куполе, который Табита заметила из окна конторы. В гардеробе не было ни души. Она вложила свой чип в прорезь, а скафандр повесила в шкафчик.
В коридорах «Грез» царила тишина, они были сплошь покрыты толстыми лиловыми коврами — на случай, наверное, если кто-нибудь стукнет или топнет. А еще были стрелки, направлявшие к некоему «кладезю». Капитан Джут пошла по их указаниям.
Стрелки привели ее к маленькой круглой камере, от которой расходилось два других коридора. И еще была лестница вниз. У начала лестницы стояла высокая синяя стеклянная ваза с одним-единственным цветком.
Цветок был очень большой, он выглядел вызывающе и не слишком правдоподобно. От его середины томно изгибались шесть темно-синих лепестков. А середина представляла собой лицо.
Лицо было человеческое, в натуральную величину. У него были зеленые глаза, широкий нос, лавандовые, влажно мерцающие губы. Глаза смотрели рассеянно и безучастно, но как только появилась Табита, губы чуть-чуть раздвинулись, словно издав беззвучный вздох.
Спускаясь по ступенькам в «кладезь», Табита все время ощущала, что цветок провожает ее взглядом.
«Кладезь» был сплошь облицован белым пенокамнем и винилом с отделкой из самой доподлинной сосны. В нем находились восемнадцать столиков и концертный рояль. Рояль был накрыт чехлом, а все столики пустовали.
У конца барной стойки играл музыкальный автомат, в нем под аккомпанемент одинокого саксофона неясное количество людей скорбно пело в унисон на каком-то неизвестном языке. Напротив бара было венецианское окно, дававшее прекрасный вид на безлюдный тоскливый пейзаж. Окно было тонировано в синевато-зеленый цвет, что ничуть не помогало. В помещении было шестеро человек. За стойкой стояла женщина, а еще одна женщина и четверо мужчин сидели перед ней на высоких табуретках. Все они выглядели старше Табиты. Все они смотрели на нее, когда она спускалась по лестнице.
Табита ненавидела, когда кто-нибудь ее рассматривал, — это вызывало у нее ощущение, что ей нужно поддернуть джинсы повыше и заправить в них футболку.
У барменши были тусклые блондинистые волосы и лицо, на котором жизнь прочертила глубокие неизгладимые линии.
— Ну как вам наш воздух? — бледно улыбнулась она.
— Ничего, а с пивом будет еще лучше.
— Какое берете?
— Самое дешевое, — сказала капитан Джут, а затем отошла и села за один из столиков.
Прочие клиенты перестали на нее глазеть и возобновили сонную негромкую беседу. Табиту ни они, ни все их разговоры напрочь не интересовали.
«Кладезь» был похож на любой другой гостиничный бар на любой другой планете. Местные липли к его стойке как приклеенные. Они деловито и непринужденно добивали свои печени алкоголем. На маленьком голоэкране музыкального автомата некий белокурый, бледнолицый, в мешковатом костюме лелеял и нянькал черный саксофон, испускавший белые, плавно всплывавшие к потолку яйца звука. Идеальный образчик безликости и обыденности, если бы не украшения.
По мнению Табиты, ничего они не могли украсить, но таково, надо думать, было их назначение. Все они были примерно одного размера, сантиметров тридцати, как серединка цветка при входе, и все они были установлены чуть выше уровня глаз, словно чтобы было на что смотреть.
Оттуда, где сидела Табита, было видно три штуки.
Одно представляло собой большое прозрачное яйцо, наполненное прозрачной же жидкостью, в которой скрючилась некая тварь, едва в яйце умещавшаяся. Если эта тварь и была на что-то похожа, то на помесь человека с рыбой.
И она была частично анимирована, подобно лицу в цветке. Время от времени рыбопарень начинал вроде как корчиться в своей скорлупе, и каждый такой раз из углов его рта всплывали цепочки пузырьков.