— Куда? — повторила Табита. — Никуда. Я прямо сюда и вернулась.
— Что бы делали потоб?
У Табиты заколотилось в висках. Эти эладельди искренне уверены, что невиновных не бывает, виноваты все. Вопрос только в том, чтобы узнать, в каком конкретно преступлении ты виноват.
— Я начала готовиться к старту.
Инспекторша отложила ручку-ковырялку, достала ноутбук и вызвала на экран какую-то информацию.
— Отчеты с беста, — сказала она секунд через двадцать, — регистрируют старт б двадцать два двадцать бять. Окончание погрузки б дбадцать себьдесят себь. Начало погрузки в дбадцать тридцать.
Она устремила на Табиту черные блестящие глаза, давно и подробно знакомая с привычкой людей к недоговоренностям, уловкам и обману, в вечной надежде хоть на какой-нибудь проблеск истины.
— Я собиралась улететь еще раньше, — сказала Табита. — Думала, принцесса отменит заказ. Потом приехал робот и сказал, что все остается в силе. Это было примерно в пятнадцать ноль-ноль. Ну, может, чуть позже. А что бы вам не спросить его самого? Это «четырехтысячный», вы с ним должны прекрасно поладить. И вообще, что тут за хрень такая происходит?
Инспекторша принялась ковыряться в содержимом другого ящика.
— Вы думаете, я сперла это хозяйство или что?
Инспекторша громко, раскатисто фыркнула и начала вытягивать из липкой охристой массы некий осязаемый предмет.
Это оказался длинный кусок проволоки. Эладельди вытащила его из ящика и из-под сетки, подцепив концом авторучки; она походила на осторожного едока, впервые в своей жизни столкнувшегося со спагетти.
На обоих концах проволоки болтались желтые деревянные ручки. Когда проволока высвобождалась из ящика, одна из ручек застряла в решетке. Инспекторша достала из кармана кусок грубой ткани и осторожно, без рывков ее высвободила.
— А это что такое, по башему бдению? Табита потерла лоб тыльной стороной ладони.
— Это похоже на эту штуку для резки сыра, — сказала она. — А в общем не знаю. Я не знала, что оно здесь, в контейнере. Это не мое.
— Но бы знаете эту бещь.
— Да, — подтвердила Табита со странным ощущением близкой опасности. — Она принадлежит принцессе. Она сама мне ее показала. Тогда, во дворце. В смысле — в своем доме.
Она протянула руку, чтобы взять обсуждаемый предмет у инспекторши, но та неожиданно взлаяла и отдернула сырорезку прочь. В тесном, замкнутом помещении трюма ее лай прозвучал оглушительно громко и угрожающе.
— Эта штука была с одним из экспонатов, — сказала Табита. — Там, в доме. Наверное, робот запаковал ее по ошибке. А может, так и надо, чтобы они были вместе, я не знаю.
Инспекторша осторожно, сосредоточенно укладывала кольца проволоки в другой, побольше, пакет для вещественных доказательств.
Появился и по-уставному приложил лапу к уху полицейский, проводивший обыск в кормовой каюте. Несколькими словами их мягкого, словно чихающего языка инспекторша поручила Табиту его заботам и ушла из трюма в кабину.
— Вы что, хотите посадить меня за кражу обрывка проволоки?! — крикнула ей вслед Табита.
Ответа не последовало. Полицейский прижал ее лицом к обжигающе холодной стальной переборке, заставил растопырить руки и ноги.
Пока она изо всех сил сопротивлялась громадной синей лапище, державшей ее за затылок, он бесцеремонно ее обшарил и не нашел, конечно, ничего. Затем отвел ее в кабину и засунул в правый воздушный шлюз.
В тот момент, когда дверь шлюза начала закрываться, капитан Джут бросила последний взгляд на две синие шерстистые фигуры, оставшиеся в кабине. Инспекторша сравнивала записи в автоматическом бортовом журнале с чем-то из своего ноутбука. У ее подчиненного был потерянный вид; похоже, результаты сверки были совсем не тем, чего инспекторша ожидала. Ее уши понуро повисли.
— Ничего им не говори, Алиса! — крикнула капитан, когда ее скафандр был уже герметизирован и воздух из шлюза начал выходить. — Пусть сами ищут, чего им надо!
Она прекрасно знала, что отключенная личность корабля ее не слышит.
Во взлетно-посадочной конторе дежурный сидел, сложив руки на животе, и смотрел телевизор. Тут же сидел и еще один полицейский, человеческой породы. Когда дверь конторы открылась, полицейский встал, повернулся и отдал честь конвоиру Табиты. Табита тоже отдала ему честь — так, для хохмы. Судя по кислым лицам присутствующих, никого эта хохма не рассмешила.
— Вольно, ребята! — скомандовала она.
Конвоир силой, без всяких разговоров усадил ее на стул и махнул лапой копу-человеку, который тут же подошел, отсканировал капиллярные узоры ее пальцев и надел на нее наручники.
Собакомордый коп ушел. Табита старалась держать себя в руках. На нее попеременно накатывали волны страха, недоумения и ярости. Судя по всему, они отнюдь не собирались сказать ей, что же такое она, по их мнению, сделала. Коп и дежурный не отрывались от экрана.
— А можно и я посмотрю? — спросила она.
Через пару секунд коп поддернул сползавшие брюки, потянулся и подошел к ней. На мгновение ей показалось, что он хочет ее ударить, но вместо этого он сунул руки ей под мышки, вздернул ее на ноги и грубо подтащил к телевизору.
Когда она увидела, что творится на экране, очередная хохма увяла у нее на губах, не успев родиться. Там было изображение человека, мужчины. Он лежал прямо на здешнем льду.
Затем появился другой снимок того же самого человека. Одежды на нем не было. Лицо его было синюшно-багровым, выпученные глаза почти вываливались из орбит. Черная мерзость, торчавшая из его рта, была, надо думать, его языком. Было в этих снимках нечто тусклое, безразличное и в то же время ирреальное, и это подсказывало Табите, что она смотрит отнюдь не на компьютерную графику какого-нибудь фильма ужасов.
И как бы то ни было, этот мужчина был ей знаком.
— Мортон Годфри, — сказала она.
Коп и дежурный смотрели на нее с тем же вниманием, как до того на экран.
— Ваш друг? — спросил полицейский.
— Нет, — качнула головой Табита. — Он работал у принцессы Бад.
Шея и нижняя челюсть шофера кошмарно раздулись. Он выглядел как багровый взбесившийся лунный бред.
— Я пила вместе с ним вчера утром, — услышала Табита свой голос. — Кажется, меня сейчас стошнит.
Дежурный пинком подкинул ей корзину, и очень вовремя. Ей потребовалось какое-то время, чтобы досуха проблеваться.
— Что это с ним? — спросила она дрожащим шепотом. Мужчины переглянулись, словно соображая, много ли удовольствия можно будет извлечь из того, чтобы ничего ей не рассказывать.
— Спутник заметил его в два девяносто, — снизошел в конце концов коп. — Кто-то задушил его и выкинул тело на лед.
— А ведь крупный был мужчина, — задумчиво заметила Табита.
— Ваш любимый тип? — поинтересовался таможенник.
— Да иди ты!.. — вспылила Табита. — Господи, ну с какой такой стати все вы вяжетесь ко мне?
— Вы были последней, кого видели в его обществе, — напомнил коп.
— Да не душила я его, не душила!
Искаженное смертью лицо шофера стало приближаться и заполнило все пространство экрана, превратилось в безжалостный крупный план. Таможенник жал кнопки на пульте управления.
— Но кто-то же это сделал, — заметил он рассудительно. На экране бугрилась багровая плоть.
— Все, что им теперь нужно, — это найти ту веревку, — сказал таможенник.
— Проволоку, — поправил его коп. — Отмотай чуть-чуть назад. Вот, посмотри. Видишь, какая глубокая борозда и какая узкая? Видишь? Словно не душили, а ножиком резали.
За их спинами распахнулась дверь, и вошла инспекторша со всей своей командой. Полицейский вскочил и вытянулся по стойке смирно.
Табиту охватило какое-то вялое оцепенение. В ее голове стоял неумолчный шум, словно от сотни моторов, работающих на малых оборотах.
— Вы решили меня арестовать? — спросила она. Инспекторша едва удостоила ее взглядом. Ее уши торчали торчком, шерсть на затылке недовольно топорщилась.