Сердце Роджера болезненно сжималось – он сознавал, что никогда не поймет ее полностью, что в ней всегда останется недостижимая, запретная тайна. Его первоначальный энтузиазм заметно поблек. Роджер отвез Мэдок Розвин туда, где она остановилась. Он хотел бы, конечно, предложить ей сопровождать его вечером в Балью, но почему-то не посмел.
За ужином леди Изабель демонстративно не упоминала о Мэдок Розвин. Присутствовал Бернард Бикель, и разговор сосредоточился на выборе участников труппы. «Я настаиваю на том, чтобы у нас был Гвидо Альтрочи! – говорила леди Изабель. – Разумеется, его можно было бы заменить Нельсом Лессингом, причем Лессинг согласился выступать на благотворительных началах, тогда как Гвидо запрашивает устрашающий гонорар – но я отказываюсь идти на компромисс. Нас устраивают только лучшие из лучших!»
Бернард Бикель одобрительно кивнул: «Если бы только таких, как вы, было больше!»
Роджер поморщился: «Если бы мне поручили заняться этим делом, я привез бы на другие планеты голографические записи лучших исполнений. Почему нет? Подумайте – насколько это было бы проще и дешевле!»
Леди Изабель покачала головой: «Записям всегда чего-то недостает, они никогда не передают вдохновляющую жизненную силу сиюминутного исполнения музыки настоящими мастерами».
«Их было бы вполне достаточно для зевак в глухих закоулках Галактики», – проворчал Роджер.
«Мы и так уже почти во всем полагаемся на машины, Роджер! Если даже в музыке мы будем обходиться механическим воспроизведением, пора поднимать белый флаг и поставить крест на будущем цивилизации!»
«Допуская, что классическая опера необходима для цивилизации», – пробормотал себе под нос Роджер.
«Прошу прощения?»
«Я просто-напросто хотел бы обратить внимание на огромную экономию средств, возможную в случае использования трехмерных видеозаписей».
«В один прекрасный день, молодой человек, – вмешался Бернард Бикель, – вы оцените по достоинству мудрость и отвагу леди Изабель. Что такое несколько жалких долларов по сравнению с воодушевлением непосредственного присутствия при исполнении шедевра идеально сработавшейся группой знаменитых мастеров-виртуозов – а именно такое воодушевление, такое ощущение присутствия при сотворении музыкального чуда мы стремимся создать!»
Роджер мог бы выдвинуть дальнейшие возражения, но промолчал и слушал, пока леди Изабель и Бернард Бикель обсуждали преимущества Кассандры Праути по сравнению с Нелли Млановой, а также неоспоримый сценический инстинкт Ругера Мандельбаума, осложнявшийся полнотой, в связи с которой исполнение им некоторых ролей представлялось невозможным. Блитца Сёрнер недостаточно хорошо владела итальянским, но никто из ныне живущих певиц не понимал лучше, чем она, произведения выдающихся декадентов. Бикель предложил назначить режиссером-постановщиком Андрея Сцинка. Леди Изабель согласилась. И так далее, и тому подобное – на протяжении двух часов, пока Роджер рисовал ложкой круги на скатерти.
«В отношении одного кандидата не может быть никаких расхождений во мнениях, – заявила леди Изабель. – Нашим дирижером будет сэр Генри Риксон! Без него гастроли невозможны».
Роджер оторвал взгляд от скатерти – что, если невероятным усилием воли он мог бы повергнуть дух сэра Генри Риксона в ад на полгода, пока леди Изабель не потеряет интерес к своей фантастически расточительной увеселительной поездке?