Она хотела выйти из трамвая, а какой-то парень хотел войти, и они столкнулись в дверях. Столкнулись и столкнулись, ничего страшного, и она по инерции хотела извиниться, но, подняв на него глаза, застыла, не в силах пошевелиться. Слова извинения замерли у неё на губах. Их взгляды встретились. Парень был так красив, что Кэтлин чуть не сошла с ума. Она никогда не видела такого красивого мужчины, ей было наплевать, что она задерживает пассажиров и вообще глупо выглядит — ей хотелось смотреть на него всегда.
В течение секунды, которая была для Кэтлин вечностью, они смотрели друг на друга, и ей показалось, что она уже видела его раньше. Он был молод, этот парень, не старше двадцати лет, и очень печален. Она видела печать обречённости на его лице — такое лицо могло быть лишь у человека, который живёт свой последний день на земле. Всего одно мгновение он смотрел на неё, и она запомнила этот взгляд. Больше всего на свете ей хотелось с ним заговорить, это желание напоминало сильную жажду, но тут на неё зашипели пассажиры, и она поспешно вышла.
Трамвай уходил вдаль, унося таинственного незнакомца, и Кэтлин поняла, что сделала глупость. Она должна была с ним заговорить! Ей хотелось остаться с ним на всю жизнь — других желаний больше не было. Но трамвай ушёл. Чутьё подсказывало Кэтлин, что она больше никогда его не увидит, но будет любить всегда.
Она в задумчивости пересекла площадь. Транспорта было подозрительно мало, она не заметила дорожных знаков и переходов, и вообще город был странноватый. «Как называется этот город?» — хотела спросить Кэтлин у старухи в засаленном бурнусе, но старуха посмотрела на неё так дико, что она не отважилась.
Не торопясь шла по тротуару мимо бледно-жёлтых пятиэтажек и смотрела по сторонам. Одно здание было обнесено колючей проволокой, и Кэтлин поняла, что это тюрьма. Перешла улицу и оказалась возле кинотеатра. На афише красовалось название фильма: «Агрессия». Надпись была на чистейшем английском языке, и это слегка насторожило Кэтлин. Откуда они знают английский?
Приземистое облупленное здание оказалось тиром, рядом торчал детский сад. Она с удивлением отметила, что не видела пока ни одного жилого дома: одни фабрики и учреждения. Возле кондитерской её обдало запахом ванилина и какао. На противоположной стороне улицы стоял большой аншлаг с нарисованным самолётом, а надпись внизу поясняла, как проехать в аэропорт. «Туда-то мне и надо, — подумала Кэтлин. — Где аэропорт, там и космопорт, а в космопорте я смогу поискать «Магни», или, по крайней мере, вернусь на Землю с другим кораблём».
Нельзя было терять время, и она быстро пошла обратно мимо кондитерской фабрики, детского сада и других учреждений. Обходной путь по площади к трамвайной остановке был слишком долгим, и чтобы сократить его, она пошла наискосок по узкому переулку. Это была жестокая ошибка.
Переулок был тёмным, высокие дома стояли так близко друг к другу, что почти не пропускали свет. Она ускорила шаг. Внезапно человек мрачного вида вышел из подъезда и преградил ей дорогу. Испугавшись, Кэтлин рванулась назад, но там уже стояли ещё двое. Оба курили и оценивающе рассматривали её. Один из них бросил окурок на мостовую и раздавил. Кэтлин беспомощно посмотрела сначала на этих двоих, потом на того, что был впереди, и кровь бешено застучала у неё в голове.
Двое мужчин неспешно взяли её за руки. «Это нечестно! — завертелись отчаянные мысли. — Такое может произойти с кем угодно, но только не со мной!» Она дёрнулась, но их было трое, и они были гораздо сильнее. О, если бы сейчас здесь появился тот парень из трамвая — он бы защитил её! И Кэтлин вдруг поняла, почему он был так печален — он всё знал, и он пытался предупредить её, но она не обратила внимания.
Молча, ни слова не говоря, они поволокли её в подъезд. Не помня себя от ужаса, Кэтлин закричала. Её крик эхом прокатился по коридорам корабля.
========== 4. Будни, праздники и нежданные гости ==========
Кэтлин расположилась с книгой на диване в своей комнате, ставшей такой уютной. Заточение в корабле вдруг перестало быть заточением, наоборот, ничто не защитило бы её надежнее, чем прочные стены «Магни». Тосковать о Патрике она тоже перестала — хотя бы на время. Любви она, может быть, и лишилась, зато избежала определённого испытания. С тех пор как Кэтлин вспомнила свой сон, она совсем не желала быть чьей-то женой. Даже Патрика. Но иногда ею овладевали тревожные сомнения: что, если это с ней произошло не во сне, а на самом деле? Сразу учащался пульс, и тогда она гнала эти мысли, стараясь отвлечься работой.
В общем, она была довольна жизнью. Почти… Она смирилась с одиночеством, но никак не с той участью, которую уготовала ей судьба. Она найдёт нужную программу и заставит корабль совершить прыжок, у неё хватит знаний. А если не хватит — на корабле достаточно литературы, как надеялась Кэтлин. Увы, она ошибалась. Начальники Космофлота и здесь поработали: на кораблях было предусмотрено всё, кроме чрезвычайных ситуаций. Считалось, что «Магни» неуязвимы. Книг было мало.
— Я вернусь на Землю, — сказала она в пустоту. — Вернусь, чего бы мне это ни стоило.
Несколько месяцев назад она с таким же упорством и с этими же словами стремилась попасть на корабль. Теперь её задачей было из него выбраться — прилетев, разумеется, на Землю. Среди нескольких тысяч программ отыскать одну, а затем её модифицировать — дело не из лёгких, но она не отступала. Дни и ночи проводила она в библиотеке, забросив теплицу и занятия спортом.
На корабле наступила календарная «зима». Вот тут-то и пригодились запасы — раз или два в неделю Кэтлин спускалась в неуютный трюм, бросала тревожный взгляд на контейнеры с грузом «F» за стеклянной дверью, брала какую-нибудь банку и не оглядываясь возвращалась. Заготовки были отменные, единственный их недостаток заключался в том, что есть их приходилось в одиночестве.
Она посмотрела на календарь — и погрустнела. Было 22-е декабря. Скоро новогодние праздники… Она так любила их в детстве! Рождество было единственным днём в году, когда родители не ругались. Каждый год в этот день в доме царила волшебная атмосфера. Кэтлин ждала подарков, и ожидание было в тысячу раз приятнее самого праздника… Вечером приходили разряженные родственники, и на Кэтлин тоже было новое платьице.
И тут ей пришла в голову мысль: а не сшить ли себе платье? Пусть она одна, но всё равно не хочется встречать Новый год в белой униформе. Недолго думая, принесла из трюма ткани и прочие швейные принадлежности, и через несколько дней у неё было платье.
Напевая новогоднюю песенку, она украшала ёлку в теплице, и вдруг поймала себя из мысли, что чего-то ждёт. Умолкла, отступила на шаг и посмотрела на ёлку. Стояла гробовая тишина, даже поливальные установки не работали. Под ёлкой валялся наполовину разобранный ящик с игрушками. Маленький столик был уставлен разными кушаньями, которые приготовила Кэтлин к празднику. Каждого блюда было по одной порции.
— Патрик! — позвала она, но откликнулось только эхо.
И она поняла, что ждать нечего. Предпраздничное ожидание чуда развеялось как дым. Опустив голову, она ушла из теплицы, даже не взглянув на ёлку. В своей каюте приняла таблетку снотворного (теперь она обращалась с ним осторожно) и прямо в платье легла на кровать лицом к стене. Это был самый грустный Новый год в её жизни.
Наутро проснулась и сказала себе: «Новый год — новая жизнь». Первым делом привела в порядок теплицу и спрятала ёлочные игрушки до следующего года. Она понимала, что предстоит очень долгая и кропотливая работа с компьютером, и, чтобы дать отдых мозгу, продолжила занятия шитьём. Не имея возможности видеть себя перед зеркалом, она всё-таки шила, и скоро у неё появились вечерние платья и строгие костюмы. Кэтлин увлеклась: она создавала свой стиль и проводила за машинкой не меньше времени, чем за компьютером, но, увы, некому было оценить её талант швеи. Тоска по людям, ненадолго отступившая, возвращалась.