Мать даже не повернулась к ней, – Ага! К Радославу она придёт. А он-то где спать будет? Там постель и без того узкая.
– Ты же как-то уместилась в чужом отсеке, а его хозяин пошире чем Радослав будет.
– Жаль, что ты постриглась под мальчика, и я не могу оттаскать тебя за твои лохмы, – ответила мать без всякой угрозы.
– Да! – торжествуя, дочка взъерошила свою причёску, – Был волос долог, да ум короток, как говорил Кук. А теперь у меня волос короток, а ум подрос. Я стала взрослая!
– В каком смысле? – Пелагея обернулась на дочь.
– В таком, что я, наконец, определилась со своим выбором. Моим мужчиной будет Радослав! – и она запела тонким милым голоском милую, невообразимо архаичную песенку, – Дождь на улице/Льёт дождь на улице/ И мы на улице с тобой вдвоём/Скинь туфли узкие/ Скинь туфли узкие/ И босиком с тобой гулять пойдём! – поскольку она перемещалась по всему пространству управляющего отсека, слова песни плохо улавливались, или же она плохо слова песни знала. А возможно, она песню и не понимала.
– А он тебе об этом сказал? – спросила Пелагея.
– Я первая об этом сказала. А он же не опровергает.
Радослав молчал. Он воспринимал их болтовню, как обычную утреннюю перебранку от недосыпа между деспотичной мамашей и «засидевшейся в девках» доченьки.
– Радослав, а на планете «Ландыш» бывают дожди?
– Ещё какие! Целые водопады падают с небес. А небо там цвета старой бирюзы. Нежно-зеленоватое… – и он вздохнул, но не как Кук, а тихо и печально.
– Мама мне рассказывала, что ты оттуда привёз на Землю свою жену. Это правда? Это была та женщина в блестящем платье, что подарила мне новогодний шарик с городом внутри, когда мы были с мамой на банкете в ГРОЗ? Так это она инопланетянка? У них у всех рыжие волосы?
– Нет! – ответил он, злясь на дурочку Ландыш. Но он сам позволил ей непозволительное приближение к себе. Надо было изгнать её из своего отсека под предлогом ценного отдыха и впредь держать дистанцию. Как и хотел сразу, когда только что увидел, и она ему не понравилась. Чутьё подсказало же нечто. – Моя последняя жена земная женщина. Никакой инопланетянки рядом со мной не было в ту ночь, когда тебе подарили шарик. И не слушай никогда бабьих быличек о том, чего им самим не хватает в их пресной жизни. О чужих любовных страстях, об ужасах любовных, о том, чего не существует. А те, кто в них растворён, кто ими перенасыщен, о том не болтают.
– Ты не веришь в любовь? – Ландыш опечалилась. – Ты никого не любил? – тут она несколько оживилась. – Радослав, давай вместе поверим в любовь, и она придёт к нам.
– Как же Кук? – спросил он, не скрывая насмешки над нею, совместной с раздражением и усталостью от неё. От её дурости какой-то. – Вот с ним и верь, дожидайся. Он-то точно даст тебе целый водопад любовных страстей.
– Я не хочу такой низменной любви. Да это и не любовь. Пустяковое сексуальное баловство. Кук долго жил в каком-то отверженном мире. Звездолёт потерпел аварию и на его починку ушли годы. Очень трудные годы. Он долго был один. Мне его жалко. Я из жалости его не прогнала, боялась поднять шум и унизить его. Он же не хотел мне плохого. Он только ласкал слегка, гладил и говорил: «Давай, ты будешь моим котёнком. Я очень люблю кошек». Вот и всё, что ему я и позволяла.
– А потом привязалась как бездомная кошка, которой лик хозяина не важен, – сказал он, маскируя раздражение плохой шуткой. – Мур-мур. Ей важна лишь его рука, несущая ласку, а не таску. Так ведь он и на таску щедрый. Вчера приласкал, сегодня пнул, завтра опять погладит, а послезавтра в кусты зашвырнёт, поскольку труба зовёт. Он к женщинам так и относится, как к мурлыкам для домашнего досуга. А досуга-то домашнего у него как раз и нет.
– Свой личный опыт озвучил? – спросила Пелагея и сощурилась.
– Я к кошечкам равнодушен, – ответил он.
– А потом полюбила его просто по-человечески, жалостно, как дочь отца, – серьёзно ответила Ландыш, не проявив обиды. – Он всегда говорил, если о ком и тоскует, так это о своей дочери. У него много сыновей, но дочь одна. Как же ты не понимаешь, Радослав? Он мне как настоящий возлюбленный не нужен. Сам же говоришь, что ему и не надо друга-женщину.
– Лана, не приставай ты ко мне! – Радослав готов был её отпихнуть уже руками, поскольку она придвинулась очень близко, не соображая, что тут рабочее место – управляющий отсек корабля, а не отсек для отдыха.
– Я не Лана! Я Ландыш. Все это приняли. А если я назову тебя старым именем? Тебе понравится? Тебя как звали в оставленной жизни?
– Я забыл. И ты уже не узнаешь, как ни старайся. Все старые носители уничтожены. Я прежний умер навсегда. Тебе ясно? Если ты не будешь вести себя, как и положено, среди членов временной только команды, я просто отшлёпаю тебя по заднице полотенцем, скажем. Как делал это со своей непослушной старшей дочерью.