– С этого самого дня все мужчины отращивают себе бороды. На планете мужчины бород не бреют. Только подстригают, завивают, если охота есть, как и усы выбирают любой формы.
– Ужас! – воскликнула Вика, – не хватало ещё целовать бородатых мужиков!
– Прищучит, так и с веником будешь миловаться, – сказал ей Кук, и все заметили, что он похож на кактус своим небритым уже давно подбородком. Щетина была у него тёмно-каштановая.
Ландыш была отослана Куком в кухню. Он хотел закатить обед на славу перед тем, как начнутся уже серьёзные сборы на выход из звездолёта, покоящегося в огромной пещере, вполне сносно оборудованной под ангар, в мир чужой планеты. Впрочем, Куку планета была давно своя. Радослав без дела слонялся по своей комнате, не имея желания ни читать, ни думать о надвигающемся со скоростью экспресса, о нависающем, как волна апокалипсиса, будущем, несущим новую жизнь на новой земле под новыми небесами. Кому теперь нужна земная отжившая премудрость? К чему и мысли о том, что себя пока не явило?
И тут вошла Вика. Она была заплаканная, но в последнее время другой никто её и не видел. Она была из тех самых женщин, что плачут легко и по любому поводу, но пекутся всегда и всюду только о себе. Толстая кожа лица быстро отходила от слёз. Она была чиста, почти белая с небольшим оттенком розоватой смуглости. Завидная кожа. Но глаза – страдальческие щёлочки. Значит, плакала нешуточно. Или разговор за завтраком так болезненно подействовал? Она села без приглашения. Яркие губы говорили также о её завидном здоровье. И всё же понять знатока и специфического эстета Кука было сложно. Он выбирал везде и всюду лучших девушек. Всегда молодых, желательно девственных. Чтобы они, согласно его вере в телегонию, рожали ему не засоренных чужой генетической информацией детей. Кук всегда сочетал полезное для общества и для будущего то, что приносило наслаждение ему самому в настоящем. Обществу – необходимые демографические показатели, себе – полнокровную радость бытия. Многие, действительно, так и считали его порочным человеком. Но тут было, что называется, на безрыбье. Немолодая, не особенно красивая женщина, явно не собирающаяся поднимать демографический уровень в чужом мире в содружестве с девяностолетним ветераном космических странствий.
– Радослав, – начала Вика, – прости меня. Я ношу эту тайну в себе, а тут внезапно вырвалось. Я так и не пришла к окончательному пониманию, что тогда произошло. Как оно произошло? Ксения сходила с ума, и тогда я пошла ночью, когда в зале прощания никого не было, а гроб с телом уже был выставлен для прощания, и провела своё исследование. Я была шокирована не меньше Ксении, когда узнала о твоей гибели. Я опознала тебя в том мертвеце, поскольку слишком хорошо знала тебя на спутнике. И Арсения я отлично знала потом, когда у меня и возник новый союз с моим, и опять уже прошлым! Мужем, – и она залилась слезами. Радослав не испытывал ни малейшего желания утешать её. Фыркая, вздрагивая, всхлипывая, удивляя неиссякаемой слезливостью, она, наконец-то, утихла. Продолжение рассказа последовало чёткое и спокойное, что и наводило на подозрение об умышленной инсценировке. Соломенная вдова при нескольких живых мужьях все слезливые сцены разыгрывала ради имиджа себя любимой, как глубокой, чувствительной ранимой женщины.
– Никто не мог раньше времени снять с его черепа ту скобку. Правильной или не совсем и безупречной была та операция, надо было ждать. Нельзя было вторгаться раньше времени. Арсений проходил длительный период восстановления. Его череп собирали по кусочкам! Ты не представляешь, какой сложной была та операция даже для такого опытного нейрохирурга, как мой муж…
«Третий по счёту», – злорадно сосчитал Радослав.
– Арсений не только выжил, но и здравомыслие сохранил. Не мог он лишить себя жизни! После того, как выкарабкался из жвал одной смерти, прыгнуть в ледяную пасть другой погибели? Нет! Он не мог.
– Почему бы я смог, как думаешь?
– Ты? Не знаю всех подробностей твоей дальнейшей жизни. Но Нэя… Это была такая утрата для тебя, для всех. Конечно, Ксения была красавица, умница, да и ваша давняя любовь, та самая, что не ржавеет… Но я слышала, что вы жили странно, если не сказать, что плохо. Может, депрессия?
– Ты так у меня спрашиваешь, будто я действительно воскрес из мёртвых. – Радослав упорно переводил разговор на рельсы полушутливой беседы двух бездельников.
– Разве нет?
– Как бы это я смог? Что за кощунство лезет в твою голову, Вика?
– Кто же был кремирован в тот страшный день?
– Арсений Рахманов.