Ландыш уходила, поджав свои чудесные свежие губы, независимо подняв свою лохматую голову, поскольку растила волосы и была похожа на помело. А всё равно гордо держала свою высокую и тонкую шейку, выпячивала маленькую грудку, покачивала женственно, или пыталась быть женственной, своими узкими как у подростка бёдрами. Длинные тонкие и ровные её ножки вызывали больше жалость, чем восхищение. А всё же такая девушка не стала бы унижаться никогда. Даже навязчивость её была всего лишь как приём захвата того, кто этому и не сопротивлялся. Желание спрятаться от вселенского страха пустоты лежало у истока её привязанности.
– Кук, – сказал он, войдя не прошенным гостем, – когда же мы вылезем из спёртого подземного логова на чудесные просторы, пусть не родные, а такие привольные. Сам же говоришь. Планета – двойник Земли. А сколько же таких вот двойников, тройников, четвериков и так далее, существует в Млечном Пути?
– Метафизический зуд, а Радослав? Понимаю. Люблю и сам на досуге. Не зван, да желанен всегда. Не дёргаю тебя, поскольку боюсь показаться заявителем на тиранство, а гостям всегда рад. – Он нажал браслет связи и прогудел ласково, – Викуся – вкуснюся моя, приготовь нам с Радославом ужин, что называется для длинного философского диспута. А Ландыш, – обратился он к Радославу, – совсем обленилась и перестала кухонный блок посещать. Вот тебе и инстинкт жены. Где же желание побаловать мужа изысками яств? Заодно и нам бы перепало чего. Плохая из неё жена будет. Вот что я думаю. Как одни поселитесь в природной тиши, так она и заголосит о своём равноправии и поставит тебя к очагу. Так и будет. Есть такие особы. Пока невесты, да кандидатки в жены – самые искусные хозяюшки, самые ласковые сдобушки. А как обретут уверенность на завоёванной территории, то горше чем они только заплесневелый сухарь будет. Такой вот сухарь и будет лежать на домашнем подносе ежесуточно. А скажи им хоть намёком, мол, кушать-то хочется, носочки-то несвежие… И что? Завопят о возрождении «Домостроя».
– К чему была семья на Земле? Где сплошная автоматизация быта, социальная защищённость, и занятость на любой выбор и вкус. Равноправие полов. Я никогда того не понимал.
– Потому что ты семьи никогда не знал. Ты был подкидыш при живой матери и живом отце.
Вошла Вика. Она самолично прикатила маленький блестящий столик с двумя уровнями, уставленный тарелочками и бокалами из небьющегося синтетического стекла. Несомненно, она решила принять участие в заявленном «философском диспуте», поскольку бокалов было три. Кук и не подумал её выпроваживать. Что наводило на мысль, старому Куку не хочется в данный момент откровенности наивысшего градуса, возможного между мужчинами. Настрой у него был иной. Иначе бы он сам вызвал Радослава к себе.
– Завтра, Радослав, в это же самое время мы будем рассыпаны порознь по лику для всех нас новой планеты, – вот что сказала Вика. – Ты с Ландыш, я с Белояром, а Андрей? Бедняга будет совсем один.
– Жалко его? – спросил у неё Кук.
– Я только констатирую имеющийся расклад.
– А твои сыновья? – спросил Радослав у Кука.
– Будут со мною. Но по трое с периодичностью в несколько суток. Андрей, как и ты, не входит в дежурную команду, которая будет наблюдать за ангаром и звездолётом. Вы устройство его не знаете, а в нём наше всё. Связь, экстренная медицина, безопасность на непредвиденный всякий такой случай, оружие, не дай Бог его применить. Звездолёт наше всеобщее сердце и наш коллективный мозг. Наша дорога назад. Поскольку я намерен вернуться на Землю, как только мой разведчик пришлёт мне закодированный сигнал. Да и ты того хочешь, а Радослав? Здесь, считай, наша высылка до времени. Уж больно не хотелось мне в твою Паралею. Там все места в партере заняты, а чего нам с тобою было делать на галёрке?
– Что за историзмы? – спросила Вика.
– Из мира театра, необразованная ты голова, – Кук сокрушенно покачал лысой головой. – Слышала о таком Шекспире? «Весь мир – театр, а мы – актёры».
– Нет. Я жила настоящей практической жизнью. А театр считаю отжившей и подкрашенной шелухой старого мира. Актёры в моём мнении люди – пустотелые в смысле души. Если во мне есть моё собственное нажитое содержание, я не понимаю, как можно в меня залить чужую душу, в которую я должна перевоплотиться. Пусть и на короткое время. Но если женщина – актриса, это ещё куда ни шло, поскольку мужчина рядом уж точно не заскучает. Твой дом превращается в сценическую площадку, где сплошной хоровод сменяющих друг друга масок на одной персоне. А вот мужчина актёр – это что-то, непредставимое для меня. Это мираж, к которому нельзя приблизиться, это демон из японской сказки, совсем не имеющий лица, а потому постоянно меняющий свои лица. Ничтожество с лицом мудреца, или же воин по виду, но с сущностью труса и предателя, а то и светлый ангел по виду, но с реально скрытой в себе склонностью к душегубству. Это как?