… Отказавшись от услуги Ручейка в Храме Ночной Звезды, Ива, как она и решила, поднесла к губам старую кружку, до половины наполненную маслянистой жидкостью цвета старой бронзы. Она была желтовато-коричневой с чёрным мерцанием в глубине. Противная! Закрыв глаза, она выпила. Впервые за свою жизнь. И ничего не произошло. Вкус, кроме вкуса горелой ржаной корки содержал в себе и некую очень приятную терпкую составляющую, перебивающую основную горечь. Ива оглянулась вокруг себя. Никаких людей рядом уже не было. И вызолоченных новой краской стен Храма не было. Близкий горизонт вместо того, чтобы убегать от неё, едва она сделала шаг, стал приближаться. Она ощутила, что ноги у неё ровные, обе резвые, и побежала вперёд, почти не касаясь земли. На замшелом пеньке у возникшего леса, звенящего по-настоящему золотыми листьями, сидел дедушка. Он плёл корзину и мурлыкал себе под нос песенку про маленького мальчика, ушедшего по грибы. Вскоре появился и мальчик. Он нёс новую корзинку, полную грибов с красными и коричневыми шляпками на белых крепких ножках.
– Ну-ка, Клёнушка, давай их сюда, – сказал дед мальчику. – А ты чего стоишь как не родная? – спросил он у Ивы. – Пошли с нами варить грибной суп.
– Нельзя ей, дедушка, – сказал Клён, даже не посмотрев на сестру, – ты забыл, что она из другого мира? Не зови её раньше времени. Ей ещё жить и жить.
– Не хочу я больше жить такой уродиной, – заплакала Ива, – с вами хочу есть грибной суп. Чего мне ждать, кроме дальнейшего ухудшения и одинокой ранней старости. Если доживу. А как-то чувствую, что умру скоро.
– Не умрёшь, – спокойно ответил маленький Клён, – будешь жить и за меня и за себя. А когда женится на тебе Ручеёк и родите вы мальчика, ты назови его моим именем. Потому что я в него вселюсь, в младенца твоего.
– Ты смешной, Клёнушка. Разве Ручеёк станет моим мужем? Он же маленький.
– Да какой он маленький. Он уже совсем взрослый, – отозвался дед. – А через пару лет и вообще возрастная разница будет ерундой. Светлый Поток станет таким разудалым, таким умным, что всякая за него вышла бы, а он тебя любит. Только зря Клёнушка тебя обольщает. Не будет у тебя детей никогда, внученька.
– Да я помню, что я увечная, дедушка, – согласилась Ива. – Кому я нужна? Да и не люблю я Ручейка, в том смысле как любят женихов. Это же смешно. Ручеёк и муж?
– Он тогда будет уже Светлым Потоком. А ты будешь здорова, доченька. И не потому детей не будет, что не будет здоровья, а потому, что ты, хотя и хороша, а вроде цветка, сделанного из шёлка, не способного дать живое продолжение.
– Как же я стану здорова? Разве нога отрастёт? – Ива не очень прислушалась к определению себя как цветка – некой имитации под живую природу. Мало ли что бормочут те, кого в живых нет? Они же как сны, у них своя логика, вывернутая наизнанку. Поскольку они и обитают в изнанке, а не снаружи. Она как-то отлично понимала, что и дед и брат – принадлежат призрачному миру, а не живые люди.
– Придут посланцы с небес. Они излечат твою хворь.
– Посланцы с небес? – Ива сразу вспомнила человека в серебряном одеянии и с чудесным светлым лицом. – Разве они есть?
– Есть, – ответил дед. – Уже тут. Скоро повторно увидишь того, кого и видела в прошлый раз в Храме…
Надвинулась вдруг огромная чёрная туча со зловещим отсветом по краям. Она клубилась и бормотала на разные голоса. В испуге хотела Ива схватить брата и спасти его хотя бы на этот раз, но его уже не было нигде. И деда не было. Из пыли и мрака вынырнула повозка, но без лошадей, так что было непонятно, кто её тянет за собою. На повозке сидела баба Верба в своём ромашковом платье и с лихо развевающимися ничуть не седыми, а тёмно-русыми волосами, с белым лицом и яркими тёмными глазами, похожими на спелый чернослив. И всё же Ива её узнала. – Уходим! – крикнула баба Верба и схватила Иву за руку, пытаясь втащить её к себе. Она дёргала её за руку так сильно, что девушке стало больно. – Да очнись ты! – баба Верба брызгала ей в лицо чистой водой, и вода попала в рот.