Он связался с Куком, уже прибыв к себе в столичный пригород, где и находился его вполне себе буржуазный домишко с обширным садом. Всё рассказал, и Кук, чертыхаясь на его нерасторопность, велел ждать к себе.
Ландыш с аккуратным, но заметно выпятившимся животом, а прошёл год, как они тут заселились, сидела в саду в тряпичном шезлонге, в белом платьице из чудесного натурального батиста, и играла в детскую игру, держа в руках маленький планшет. Над её головой, над отросшими пепельными волосами пели птицы в ажурной тени высокого дерева липы. Абсолютно земное дерево, абсолютно земная тень, абсолютно земные птицы. Юная беременная будущая мать – абсолютно земная женщина ждала своего первенца. Но вокруг простиралась не Земля. Он подошёл и поцеловал её в макушку. Она протянула руки назад, пытаясь его обхватить.
– Ландыш, – сказал он, – я ужасно скучаю по нашим милым любовным играм. Как ты могла так быстро лишить меня единственной, оставшейся для меня здесь радости?
– А помнится, – ответила она, – я тебе надоедала. И вдруг такое заявление, – она встала и обняла его уже по-настоящему. – Я готова, – прошептала она, – дать тебе радость, хотя и несколько неполноценную. Старый мой похотливый муж.
– Какой же я старый? Ты вокруг-то посмотри. Я едва выгляжу на здешние сорок лет. Я же юноша по здешним понятиям. А по настрою так и вообще мне двадцать. На меня бабочки местные глазеют так, что дрожь бежит по моим членам.
– По каким таким членам она у тебя бежит? – спросила она с неудовольствием. – Разве у тебя их несколько? Порочный ты многочлен. Да ещё твоя ужасная бородища! Волосы на голове светлые, а борода тёмная. Ты такой стал урод с этой бородой, что иногда я не хочу тебя любить, – закапризничала она. – Я хочу ласкать своего прежнего гладковыбритого Радослава. Я не хочу такого вот жёстко бородатого Пана! У меня пропадает влечение. Я избалована нашей утончённой цивилизацией, и мне для полноценной любви нужен комфорт, и вокруг и в твоей внешности. Тут вокруг все дикари. И ты выглядишь как дикарь. А я не дикарка.
– Ландыш, ты как была, так и осталась недоразвитой пошлячкой, – засмеялся он. – Я не могу быть не как все. Тут только кастраты неполноценные ходят без бороды, да дети. Я тоже могу сказать тебе, что ты мне не нравишься.
– А какой у тебя выбор тут?
Кук прибыл с блондином Костей и с Андреем Скворцовым. У Андрея борода была лопатой, что вызывало у Ландыш неизменный смех. Волосы на голове он всё же подбривал, не желая отращивать их ниже ушей, чтобы совсем уж не походить на древнего служителя культа. Костя имел бородёнку слабоватую, коротенькую и белёсую, поэтому к нему Ландыш – противница обильной архаичной волосатости была более снисходительна. Шутки шутками, но во время жизни тут Ландыш ощутимо охладела к Радославу. Любила его редко. Даже, можно было сказать, не любила вовсе по сравнению с первыми месяцами их семейной жизни. К нему приходила только тогда, когда у них оставались гости, – Кук, Костя или Андрей. Для чего-то ей хотелось показать им, что она любящая жена. Она ложилась рядом, долго теребила его бороду и шептала, – Ты рад мой бородатый Пан, что твоя нимфа пришла утолить твою зверскую похоть? – и добавляла. – Путь Кук завидует чужой страсти.