Дина смолчала. Однако мой довод ей понравился, и она заметно успокоилась.
Позже я нашла Димку в учебной лаборатории и попросила написать родителям письмо.
— Только не в две строчки. Подушевнее, пожалуйста. Они это письмо много раз перечитывать будут.
Сперва он скривился, но потом, видимо, представив маму и папу, читающих его прощание, вдруг опустил глаза и кивнул.
— Я еще передам с Динкой одежду, в которой ушел из дома, чтобы они ей поверили. Ты как думаешь?
Я думала, что Лавровым придется пережить жестокую ломку представлений об окружающей действительности, выбирая, во что верить: в смерть сына или в его похищение инопланетянами… Димка отправился сочинять письмо, не возвращаясь в лабораторию, а я почувствовала необходимость перегрузиться на тренажерах.
Перед «долгим отдыхом» он постучал в дверь моей комнаты. Не один. Позади него на пороге остановились трое Ветров, которых он мимоходом представил как Михаила, Кима и Джона, и которые просто хотели рассмотреть меня поближе. Так и смотрели, спокойно улыбаясь, пока Димка раскрывал продолговатый черный чехол и доставал из него кусок жесткой ткани размером со стандартный бумажный лист.
— Посмотри, так нормально? — смущенно спросил он, показывая письмо.
Я подумала, что материал явно неземного происхождения, использованный вместо бумаги, послужит еще одним аргументом за веру в похищение, и пробежала глазами текст.
Получилось достойно. Определенный литературный талант я заметила у него еще в лагере, но опасалась, что в новых жизненных условиях он исчез, задавленный другими интересами. Ничего подобного. Письмо было образным, нежным и в меру сухим — ровно настолько, чтобы убедить в твердости своего решения. В нем были обращения и к обоим сразу, и отдельно к отцу и матери, с напоминанием их прошлых воспитательных бесед, дипломатично вывернутых Димкой к собственной пользе, с подробностями, которых не мог знать посторонний, свидетельствовавшими об оригинальности подхода Лавровых-старших к воспитанию своих детей и их взаимном уважении. Например, Димка цитировал отца: «Ты говорил, что у человека в конечном итоге есть только он один, да его совесть, которая иногда бывает плохой компанией. Так вот, для меня будет лучше остаться здесь, и моя совесть мне не в этом не мешает». И маму: «Ты как-то сказала, что для счастья на самом деле нужно очень мало, что оно ни от чего не зависит, что твое счастье ќ- любить нас с Диной, и оно не зависит от того, какие мы. Мама, я есть, я жив. Ты можешь меня любить и быть счастливой». Он не прощался. Он обещал, что когда-нибудь найдет возможность навестить свою семью.
— Хорошо, — одобрила я.
— Не выцветает, не горит, не изнашивается, — на облегченном выдохе сообщил он про материал, выбранный для письма.
При Ветрах Дима говорил на местном языке, допуская небольшие ошибки. Ветры не обращали на них внимания.
— Засекреченной информации не содержит, — добавил Ким.
Нормально. Димка не постеснялся показать очень личное послание своим новым друзьям. Похоже, его здесь держит не только обилие военной техники и ощущение интеграции в компьютерную игру. На Земле он был более замкнутым.
— Скажи, — вдруг спросил он, — летом ты ведь еще не знала, кто ты такая?
По пристальным взглядам Ветров я поняла, что они в курсе истории нашего с Димкой знакомства, и он хочет удовлетворить не только свой интерес.
Я пригласила их пройти в комнату, а сама, по вновь проснувшейся привычке, уселась на подоконник. Они вошли и остались стоять, ожидая ответа.
Я вкратце рассказала о том, что недавно вспомнила и узнала, и о семье, в которой росла. Ветры слушали с жадностью, а когда я закончила, стали наперебой задавать вопросы о моих родителях, братьях, знакомых, подругах, школе и прочем. Димка смотрел на них с удивлением, видимо, только сейчас поняв, какое впечатление в действительности произвело его появление в Великом Магистрате, и испытывая гордость за это. Я отвечала, не совсем понимая, что именно Ветрам нравится слышать, и даже слегка устала, когда Джон оборвал задававшего очередной вопрос Михаила:
— Время. Режим отдыха.
Михаил не стал договаривать. Они разом попрощались со мной и ушли.
Сидя на подоконнике и глядя в опустевшую комнату, я пыталась прийти в себя и сообразить, не сказала ли чего-нибудь лишнего. А ведь могла… С ними было приятно и легко разговаривать. Какая-то особая психотехника? Чему их здесь научили? Нет, про Остров и все, с ним связанное, я не говорила. Упомянула только парусники — в ответе про любимые занятия моих земных братьев. Ветров интересовало то, что нормально для землян их возраста, таких, какими они сами могли бы стать. Ну, вполне нормальный интерес…