Но эту интересную деталь я заметила вскользь. Мне на самом деле было здесь лучше, чем дома. Аська оказалась права: Ветры — классные. Я раньше и представить себе не могла, насколько легко и здорово жить среди людей, от которых ничего не надо скрывать, у которых нет понятий о постыдном и страшном, которые все принимают, как есть. Мне не сразу удалось поверить в их искренность, но, поверив, я многое поняла о собственном брате.
Большего и надо было бы счастья, кроме ощущения их единства и открытости рядом, но мое личное счастье все же состояло в другом.
Однажды я попросила Антона узнать о Кристо. Он охотно выполнил мою просьбу, причем не через Магистров, а по каким-то военным каналам, и выяснилось, что Конфедерация, не имея возможности дотянуться когтистой лапой, не спускает с моего любимого глаз. Оказалось, что из расставленных Конфедерацией ловушек ускользнуло много кораблей впавшего в немилость сообщества, и Кристо был одним из немногих, кто хоть как-то попал в поле зрения официальной власти, поэтому внимание к нему не ослабевало.
Сейчас он находился на базе для военнопленных, регулярно давал показания, и, по слухам, ему уже выдвинуто обвинение.
Хоть что-то знаю. Сделать ничего не могу, но уже спокойнее.
В мыслях о том, как бы добраться до Кристо, я проводила кулинарные эксперименты на кухне казармы, пытаясь состряпать что-нибудь, похожее на земную еду. Получалось похоже одно из двух: или по цвету, или по вкусу, но никогда и то, и другое одновременно.
Моя жизнь в великом Магистрате довольно скоро стала не только приятной и размеренной, а даже и привычной, когда все это резко закончилось. В один вечер.
На «ежевечерних заветах» в большом зале дворца я должна была присутствовать, как все. Это было что-то вроде проповеди: каждый вечер Магистры по очереди объясняли значение и важность справедливости, целесообразности и развития человеческой цивилизации в единстве всех основанных гуманоидами сообществ, придавая своей речи особый ритм и торжественность и сдабривая ее обширными цитатами на языках других сообществ. Можно было подумать, что они соревнуются друг с другом в выразительности — такие многообещающие паузы они делали и так театрально меняли интонации. В первое время мне даже жутко становилось от их пафоса, но постепенно я научилась не бояться Магистров и даже зевать, как Ветры, слушая их заклинания. Ошеломившие в первый раз, слова теперь перестали быть загадочными и больше не действовали гипнотически, так что в эти минуты я просто отключалась, думая о своем.
Я стояла, прислонившись к колонне, на всякий случай скрестив руки на груди и сцепив пальцы (было непонятно, что на чужом языке говорили Магистры, а доверия они у меня не вызывали) и стараясь как можно реже смотреть на монолитные скамьи во главе зала. Говорят, первый ряд Магистров восседает на них уже три или четыре человеческих поколения, понемногу каменея, во всяком случае, никто из Ветров и их наставников-слуг никогда не видел, чтобы они отрывали от скамей свои задницы. Не смотреть на Правителей мне было легко — большей частью их загораживали спины парней, стоявших в вальяжных позах.
Внезапно занудная монотонность проповеди была нарушена: кто-то открыл громадные двери и вошел в зал. Ветры обернулись и заулыбались. В вошедшем я узнала Командора.
Проповедь остановилась, и на секунду стало тихо. Потом резкий голос Магистра из центра второго ряда насмешливо выкрикнул:
— Воистину ваша наглость безгранична, Великий Командор Ветра!
Командор прошел вглубь зала и остановился рядом со мной. Я вгляделась в его лицо и вздрогнула. Я уже видела раньше такое тяжелое, такое подавленное выражение, и у меня до сих пор перехватывает дыхание от воспоминания об этом, — оно было у родителей, когда они потеряли Димку.
— Мне нет дела до Великих Правителей, — отчетливо сказал он скамьям. — Продолжайте обряд.
Больше он не сделал ни шага, и через секунду протяжные заклинания вновь разнеслись по залу. Однако внимание всех присутствующих, и даже читающего, что чувствовалось, осталось приковано к Командору. Он же повернулся ко мне и негромко заговорил: