И хотя у него для грусти были собственные причины, мне стало легче от такого участия.
— А как же я потом его найду?
В ту минуту я узнала, что такое надежда. Это не прогноз с расчетом, не стремление избавиться от плохого и приобрести что-то хорошее, это даже не мечта. Это состояние души. Совершенно новая для меня, непостоянная, эмоция, связанная с уверенностью.
Когда наступит это «потом», и захочется ли мне искать Кристо, а ему — со мной встречаться, зависело от слишком много непредсказуемого, но тогда, пока нас еще не разнесло по разным галактикам, мне надо было точно знать, что когда-нибудь все, мешающее мне быть рядом с ним, исчезнет.
Ни Ася, ни Капитан-Командор не отвечали. Перворожденные не боги, сводить людей им не под силу. Аська вон, даже влюбить в себя приглянувшегося парня не смогла, а ее великолепный братец вообще плевать хотел на мои страдания.
Денис ответил по-человечески:
— Как-нибудь найдешь.
И я поняла, что такое вера.
Оставалось только закончить настоящее, чтобы начать жить будущим.
— Мы уже скоро расстанемся, да?
— Да, — сказал Капитан-Командор. — Никакой необходимости находиться здесь дальше нет.
Эти сухие слова царапнули сердце, и Денис, будто почувствовав мою боль, легонько подул мне на волосы.
— А Дикое Сердце Из Лесной Чащи? — спросила Ася.
— Он отправится домой. Хочешь попрощаться?
Она, вроде, кивнула, а Денис, не проявивший внимания к судьбе кскривсы, взял меня за руку и шепотом предложил:
— Идем, попрощаешься.
И я, хотя не видела в этом смысла, послушно вышла за ним в широкий белый коридор.
По пути мне стало страшно. Я ведь уже поняла: как Денис утратил интерес к Дикому Сердцу Из Лесной Чащи, когда их совместные проблемы разрешились, так и для Кристо я перестала хоть что-нибудь значить. Как он сейчас на меня посмотрит? Может быть, вообще не узнает? С холодным удивлением ответит: «Прощай»? Я же тогда умру…
Мои ноги заледенели и остановились.
Денис встал рядом.
— Зачем? — шепотом, потому что голос пропал от волнения, спросила я. — Он же меня не любит?
— Пока не любит, — мягко согласился Денис. — Он никого не любит. Здесь никто никого не любит. Те, кто давным-давно покинул Землю, не взяли с собой любовь.
Наверное, с минуту я хлопала глазами.
— А… как? — в конце концов вырвалось у меня.
— Так, — ответил Денис. — Тупо и примитивно. Существующего уровня технического развития они достигли несколько земных тысячелетий назад. Он их полностью устраивает, потому что обеспечивает все их потребности, и они не развиваются. У них даже амбициозность крайне низка, они не стремятся выделиться. Их прошлое, настоящее и будущее лишены вариативности. Браки они заключают по единственной модели, определяющей стабильность жизни. Белый Командующий, ищущий новое и изобретающий, у них вне общества. Земля с ее страстями для них ад.
Совсем уж шокирующей новостью это открытие Дениса для меня не стало. Что-то такое я чувствовала в Кристо, но списывала это на роль опекуна, которую он вынужден был играть. Тем не менее, до конца понять это я не могла. Как же — такой красивый, такой сильный, готовый предмет для обожания — и не в состоянии любить?
— А почему ты сказал: «пока»?
Денис отпустил мою руку, посмотрел мимо меня в тупик коридора и объяснил:
— Он нормальный человек, значит, может научиться. Видишь ли, на самом деле очень многие люди на Земле за всю жизнь никогда никого не любили, а когда говорили, что любят, и искренне так думали — просто подражали другим либо принимали за любовь удовольствие от льстившего внимания. Но возможность влюбиться есть у всех нас. Сбудется она или нет — как кому повезет. Иногда рождаются люди, считающие любовь естественным, как воздух, явлением, или способные притягивать к себе из иного мира, вроде магнита, частички энергетической ткани любви, и заражают других своими чувствами. Иногда вмешиваются боги, которым служат питающиеся эмоциями невидимые существа: они раздевают наши души, то есть ставят в условия, когда над нами теряет власть такая важная шелуха, как осторожность, гордость или жадность. Кристо сейчас уязвлен, он почти беззащитен. Попробуй.
Все, сказанное Денисом, прозвучало невероятно. Но в этих словах была убежденность. Почему-то нечто нерациональное внутри меня мгновенно и с радостью с ними согласилось — оно хотело, чтобы все было именно так, чтобы все, порочащие любовь человеческие грехи, все совершаемые во имя нее подлости объяснялись ее отсутствием.