Впоследствии Рэнсом так и не смог решить для себя, было ли пригрезившееся ему видение просто сном или каким-то таинственным образом предвещало события, описанные далее в этой книге. Он увидел себя, Уэстона и Дивайна в небольшом садике, окруженном стеной, по верху которой торчали осколки стекла. Здесь ярко светило солнце, но за стеной все окутывала тьма. Они старались перелезть через стену, и Уэстон просил подсадить его. Рэнсом все повторял, что лучше не лезть, что по ту сторону слишком темно, но Уэстон настаивал, и в конце концов все трое стали карабкаться на стену. Рэнсом лез последним. Он взобрался наверх и уселся на стену верхом, подвернув под себя пиджак, чтобы не пораниться о битое стекло. Уэстон и Дивайн уже спрыгнули наружу, в темноту, но не успел он последовать за ними, как вдруг в стене отворилась никем не замеченная дверь и Уэстона с Дивайном ввели в сад небывало диковинные существа, оставили их в саду, а сами вернулись во тьму и заперли за собою дверь. Рэнсом обнаружил, что не может слезть со стены. Он, правда, не испугался, но сидеть на стене было очень уж неудобно, потому что левой ноге было очень светло, а правой — ужасно темно. «Если еще стемнеет, у меня нога отвалится, — заявил он, потом вгляделся в темноту и спросил: — Кто вы?» Должно быть, Диковинные Существа еще не разошлись, потому что заухали в ответ многоголосым эхом: «А вы, а вы, а вы?»
Рэнсом начал понемногу осознавать, что нога у него болит не столько от темноты, сколько от холода и усталости, потому что на ней давно уже покоится другая нога. Появилось сознание, что он сидит в кресле в освещенной комнате, а рядом уже довольно давно разговаривают двое. Голова немного прояснилась. Рэнсом понял, что его загипнотизировали или чем-то опоили, а может, и то и другое вместе. Он все еще чувствовал крайнюю слабость, но телом мало-помалу начинал владеть. Он прислушался, стараясь не выдать себя ни одним движением.
— Мне это начинает надоедать, Уэстон, — звучал голос Дивайна, — особенно если вспомнить, что это я рискую своими деньгами. Говорю вам: он годится не хуже мальчишки, в некотором отношении даже лучше. Но он вот-вот придет в себя. Нужно его немедленно перенести на борт. Лучше б мы это сделали час назад.
— Лучше мальчишки было не придумать, — пробурчал Уэстон. — Для человечества он бесполезен да еще и наплодит идиотов. В цивилизованном обществе такого мальчишку сразу передали бы для опытов в государственную лабораторию.
— Очень может быть. Но в Англии его исчезновением может заинтересоваться Скотленд-Ярд. Зато этого любителя совать нос куда не следует не хватятся несколько месяцев, да и потом никто не узнает, где он исчез. Пришел он один, адреса не оставил, семьи у него нет. В конце концов, никто его не заставлял лезть не в свое дело.
— По правде говоря, не нравится мне это. Все-таки он человек. Мальчишка — дело другое, все равно что… лабораторный препарат. Но если подумать, и этот — всего лишь индивид, да к тому же, наверно, совершенно бесполезный. Мы ведь и сами рискуем жизнью. Когда речь идет о великой цели…
— Ради бога, давайте без этого! У нас нет времени.
— Я думаю, — торжественно произнес Уэстон, — если бы он был способен понять, он бы согласился.
— Берите его за ноги, а я возьму за голову.
— Если он должен скоро прийти в себя, неплохо бы добавить еще одну дозу, — предложил Уэстон. — До рассвета мы в путь все равно не отправимся. Ничего хорошего, если он будет три часа буянить там, внутри. Пусть лучше проснется, когда мы будем уже в пути.
— Это верно. Присмотрите за ним. Я сбегаю наверх, принесу все, что нужно.
Дивайн вышел. Сквозь полуприкрытые веки Рэнсом видел нависшего над ним Уэстона. Он не знал, сможет ли сделать резкий рывок, но это был его единственный шанс. Только дверь за Дивайном закрылась, как он, собрав все силы, бросился в ноги Уэстону. Физик повалился через него грудью на кресло, и Рэнсом, с трудом стряхнув его ноги, вскочил и кинулся в прихожую. Слабость одолела его, и он упал; однако, подгоняемый ужасом, нашел силы подняться, отыскал наружную дверь и стал отчаянно дергать засовы. Но руки дрожали, в темноте он не мог ничего разглядеть. Кто-то схватил его за плечи и за ноги. Рэнсом лягался, извивался, обливался потом и орал во весь голос, слабо надеясь на чью-нибудь помощь. Он и сам бы не поверил, что способен на такое отчаянное сопротивление. На какую-то секунду он, торжествуя, распахнул дверь, ощутил на лице свежий ночной ветерок, увидел спокойные звезды и даже собственный рюкзак на крыльце. В следующее мгновение на голову обрушился тяжелый удар. Сознание померкло, и в последний миг он услышал стук захлопнутой двери и почувствовал, как сильные руки тащат его назад, в темный коридор.