– Во все времена существовали люди с особо мощной работой мозга. Пойми меня правильно, Петр, я не о признанных титанах умственного усилия… Нет, обычные люди, может, неграмотные мужики, а может, и гении, не зарекаюсь, – те, у кого мозг генерировал особо мощно…
– Мне кажется, резон в твоих рассуждениях есть.
– Скажи это Рою! Обязательно скажи!
Генрих снова опустился в кресло. Рой все не появлялся, и Петр осторожно спросил Генриха:
– Рой намекнул, что у тебя есть какие-то личные причины заниматься этой работой… Извини, если вторгся в интимное…
– Я не скрываю. Ты слыхал об Альбине?
– Знаю, что она была твоей невестой.
– И больше ничего?
– Я был в командировке на Проционе, когда она погибла при катастрофе с планетолетом. Нас всех потрясло это известие. Очаровательная, очень красивая женщина.
– К тому же – редкая умница… Гибель ее… в общем, я думал о ней ежеминутно, говорил с ней во сне и наяву. Мне захотелось возвратиться в ее жизнь, увидеть ее девочкой, подростком, девушкой… Так явилась мысль заняться волнами мозга, излученными в пространство. Механизмы разрабатывал Рой.
– А то, ради чего ты начал работу?
– С Альбиной пока не получается… Радиосфера ее мозга несется где-то между тридцатью двумя и восемью светогодами. Она умерла восемь лет назад, двадцати четырех лет от роду. Но на таком близком расстоянии – дикий хаос мозговых излучений. Слишком уж интенсивно думают наши дорогие современники…
В комнату быстро вошел Рой.
– В восьмистах пятидесяти светогодах от Земли, за Ригелем и Бетельгейзе, приемники зафиксировали мощное излучение мозга! Идемте смотреть.
На стереоэкране вначале прыгали цветные блики, световорот крутящихся вспышек накладывался на круговорот предметов. Потом в хаосе внезапно наступил порядок. На экране выступили цифры, знаки и буквы, они выстраивались цифра за цифрой, буква за буквой, знак за знаком.
– Формулы! – воскликнул Генрих.
– Формулы! – подтвердил Петр. – Стариннейший способ, начало алгебры. Сколько помню, такие формулы применялись на заре науки.
– Похоже, мы уловили мыслительную работу какого-то математика, – сказал через минуту Генрих. – Рой, ты все знаешь. Какие математики были в ту эпоху?
Расшифрованное излучение походило на доказательство теоремы. Неизвестный математик рассчитывал варианты, принимал одни, отвергал другие: некоторые буквы исчезали, словно стертые, другие выступали отчетливей – доказательство шло от посылок к следствиям.
– Нет, какая мощная мыслительная работа! – снова не выдержал Генрих. – Этот парень так погружен в вычисления, что не видит ни одного окружающего предме… Что это?
На экране возникло изображение старинной улицы – кривая, круто уходящая вверх мостовая, трехэтажные красные дома с балкончиками и флюгерами, в отдалении – крестьянская телега, запряженная быком. По улице шел толстый человек в берете и темном плаще, из-под плаща выступал кружевной воротник. У человека было обрюзгшее лицо, под глазами багровые мешки, губы зло кривились. В руке он держал суковатую палку.
– Вы так задумались, господин советник Ферма, что не видите, как наталкиваетесь на прохожих, – сказал человек в берете и стукнул палкой по булыжнику. Голос у него был под стать лицу – хриплый, сварливый. – Скажите спасибо, что столкнулись со мной, а не со стеной, а не то у вас появилась бы на лбу преогромнейшая шишка!
С экрана зазвучал другой голос, растерянный и добрый:
– Простите, господин президент парламента, я временами бываю… Поверьте, я очень смущен!…
– Рад за вас, что вы смущены своей бестактностью, Ферма, – продолжал человек в кружевном воротнике. – И что вы временами «бываете», я тоже знаю. Весь вопрос, где вы бываете. Бывать на службе вы не имеете времени. Ну-с, я слушаю. О чем вы размышляли?
– У меня сегодня счастливый день, господин президент. Я наконец осуществил давно задуманное!
– Вот как, счастливый день? Осуществили задуманное? А что вас так обрадовало, Ферма? Неужели вы задумали разобраться наконец в том ворохе дел, что накопился у вас в ратуше, и осуществили задуманное? Неужели теперь никто не будет тыкать в вас пальцем как в лентяя? Ферма, может быть, вы задумали взяться за ум, как этого требует ваше благородное происхождение и незаурядные знания, а также общие пожелания граждан нашего города, и осуществили это? О, если это так, Ферёма, я вместе с вами воскликну: «Да, он имеет право быть счастливым!» Что же вы опустили голову?