В 3 часа ночи генерала Каманина разбудил телефонный зуммер. Звонил Гагарин с командного пункта. Его короткое: "На корабле серьезные неполадки" заставило генерала срочно прибыть на КП. Вести были неутешительные: по непонятным причинам "Союз" израсходовал весь запас топлива для двигательной установки ориентации и причаливания. Корабль вошел в режим закрутки со скоростью два оборота в минуту. Траекторные измерения показали, что время нахождения "Союза" на орбите ограничивается 39 витками. Становилось ясно: пуск второго корабля бессмыслен, программа испытаний сорвана.
В Москву докладывать не торопились: еще теплилась надежда хоть на какую-то удачу, преждевременный удар в колокол мог вызвать гнев "наверху". Да никто и не хотел брать на себя эту неблагодарную миссию.
Утром 29 ноября Госкомиссия после многочисленных консультаций со специалистами приняла единственно возможное решение: готовить аварийный спуск корабля. Однако "столкнуть" капризный "Союз" с орбиты удалось лишь с пятой попытки. Но и на этом неприятности не кончились. Пеленгаторные центры не смогли сделать ни одной засечки спускаемого аппарата. Самолеты поисково-спасательной службы продолжали "утюжить небо", но никаких данных о местонахождении корабля на КП не поступало. Возникло предположение, что сработала система автоматического подрыва и "Союз" взорвался. После долгих дебатов о причинах случившегося Совет главных конструкторов признал: "Союз-1" можно было спасти, если бы вместо манекена в кабине корабля находился пилот-космонавт.
Готовность принять участие на более раннем этапе испытаний высказывали и космонавты. В подавляющем большинстве профессиональные летчики, они понимали, что вмешательство человека в процесс управления может сделать корабль более послушным. Наверное, это так. И хотя испытания самолетов называют немирной работой в мирное время, риск в космическом полете много выше.
Молодой задор? Лихачество? Желание острых ощущений? Нет. Просто каждому из тех, кто входил в "гагаринский отряд", да и пришедшим в Звездный городок позже, не терпелось начать полеты, убыстрить "прохождение очереди". К тому же, тогда, в 1966-м, мы еще не пережили трагедию космических катастроф, хотя они блуждали где-то рядом.
Однако признание главных конструкторов вовсе не означало, что позиция представителя ВВС генерала Каманина и его подопечных из Звездного в отношении того, что корабль "слишком заавтоматизирован", получила поддержку. Напротив, все доводы в пользу расширения возможностей пилота были отклонены. Задним числом можно сказать: "И слава Богу!"
8 декабря аварийная комиссия в составе Б.Раушенбаха, М.Рязанского, П.Цыбина и других доложила результаты расследования. По их итогам приняли решение: после устранения обнаруженных дефектов провести не позднее 18 декабря одиночный технологический пуск "Союза-2". Позднее дата старта была "сдвинута влево". И вот наступил день 14 декабря 1966 года.
На КП, расположенном в 300 метрах от пускового сооружения, заканчивались предстартовые проверки. Голоса операторов тонули в легком шуме разговоров "фирмачей". После объявления "Готовность — пятнадцать минут" стало тихо, и только аппаратура монотонным жужжанием и щелчками реле и переключателей нарушала эту напряженную тишину ожидания.
Сполох огня и клубы дыма обозначали "начало". Но это буйство пламени и клокотание дыма были куда меньше, чем обычно. Хронометры отсчитывали быстротечные секунды, а ракета оставалась неподвижной на стартовом столе.
— Воду — на старт! Из бункера никому не выходить! К старту не приближаться! — тревожное предупреждение всем по громкой связи.
И снова — тишина в бункере, гнетущая неопределенность, ожидание…
Пламя поубавилось и вскоре совсем погасло. Ракета без каких-либо видимых повреждений возвышалась над разведенными фермами и сильно парила. В бункере решили, что опасность пожара и взрыва осталась позади. После затянувшейся паузы прозвучала очередная команда:
— Поднять фермы обслуживания!
Огромные металлические сооружения начали медленно "обжимать" ракету. В какой-то момент одна из ферм, коснувшись обшивки, чуть наклонила ракету от вертикали. И тут же на ее вершине появился огненный блик, сопровождаемый резким нарастающим звуком. Сработала САС — система аварийного спасения. Ее пороховой двигатель тягой 90 тонн "оторвал" спускаемый аппарат от ракеты и, подбросив на полукилометровую высоту, отвел в сторону. В небе появился парашют…
Однако следует сказать о том, что было "до того". После команды "Поднять фермы" к пусковому сооружению потянулись стартовики из подразделений обслуживания. Когда сработала САС, от огненных струй ее двигателей загорелась третья ступень ракеты. Началась паника. Люди бросились в рассыпную. Самое страшное наступило спустя сто секунд. Серия мощных взрывов потрясла степь, круша ракету и стартовый комплекс.