Стайкой ушли вперед и начали рваться в оранжевой густоте НУРСы(неуправляемые реактивные спаряды). Оранжевый туман накрыл экраны видеообзора и загорелся пламенем от взрывов срабатывающей защиты. Транспорт теперь не просто швыряло с гребня на гребень; какая-то неведомая сила пыталась развернуть корабль дюзами к бездне, и я, упираясь ногами в пол, физически ощущала сползание транспорта в воронку.
– Форсаж, – громко подсказал Леха.
Мегатонные двигатели выдернули транспорт в открытый космос, едва не раздавив перегрузкой: в суматохе и обидах забыла переключить кресло в антигравитационный режим. Транспорт "Надежда", проскочив воронку, начал стремительно удаляться с опасного места, все реже и слабее вздрагивая на гребешках волн.
– Что это было?
– Кто бы знал? – усмехнулся штурман. – Защита срабатывает, как на твердые атакующие предметы.
– Похожа воронка на пасть, – я покрепче сжала штурвал, скрывая дрожь в пальцах, – а туман, будто язык.
– Значит, тебя уже не надо убеждать в одушевленности космоса, – рассмеялся Леха.
– Осталось только определить половую принадлежность безбрежной стихии, – явно передразнивая мой голос, ехидненько ухмыльнулась Женька.
– Оставленная позади картина,- начал объяснять строгим голосом, но тотчас сбился на смех Леха, – явно, не фаллического свойства.
– Бешено набросилась на "Мускулинос", усмотрев в нем мужское начало, космическая вагина, – продекламировала Женька.
– Как не стыдно? – я в упор посмотрела на веселящегося Леху, перевела строгий взгляд на заливающуюся Женьку и заставила обоих смущенно примолкнуть. – Я всегда ощущаю единство с космосом, духовную близость и созвучие чувств и, значит, космос – женщина, добрая, понимающая подруга, а ваши фаллосы и вагины – тупой, пошлый, не смешной юмор…
Продолжая обвинительно-обличительно-укоряющую речь, отключила форсаж и выпрямилась в кресле. Плоскость на экране рассыпалась, превращаясь в обычный трехмерный звездный рисунок – мое любимое "небо в окне".
Тронули сзади волосы, пробрались осторожно к шее и нежно погладили кожу теплые руки. Тут-то и вспомнила, Леха, давая советы, за мою спину смотрел, но оборачиваться не было времени.
– Очень не плохо, – промурлыкал Андрей, коснувшись губами уха, – ровнехонько прошла по глиссаде.
Слово "глиссада" для меня опасно. Тело ответило мгновенной сладкой судорогой, весь накопленный адреналин устремился к низу живота и там взорвался, а я сразу радостно устала и успокоилась:
– Ты здесь давно?
– Тряска разбудила. Успел полюбоваться красивой работой, – теплые ладони помяли-помассировали плечи и стали обжигающе горячими.
– Мне еще час рулить, – чувствуя потерю контроля над тянущемся к Андреевым рукам телом, жалобно простонала я.
– Сварю кофе, – пальцы двух ладоней рассыпали на груди множество прикосновений, покрыли кожу искрящимся электрическим ознобом.
– По… потом, – с трудом сдерживая дрожь и судороги, оглянулась украдкой. – Андрей, скажи…
– Нормально прошла циркуляция, – шепнул Андрей, и я сжала зубы, удерживая сладкий стон. Как мало надо для счастья! Всего одно слово "циркуляция", два, еще "глиссада".
– Ты кофе обещал, – сгорая от стыда, пыталась спрятаться в кресле пилота.
Из спального кубрика выпорхнула Светка:
– Надюха, спасибо громадное, трясло великолепно.
В дверях смущенно улыбался Федя Боцман.
– Понятно, – протянул, оглянувшись на влюбленных, Сашка, – типа, предохранители горели не из-за черной дыры.
Обхватив его за пояс, сгибалась от смеха Катрин. Похоже, моя "собачья вахта" не дала скучать всему экипажу.
ГЛАВА 25
Неприятности не кончаются
Субъективность истины объективна, объективность истины субъективна;
субъективность истины очевидна, очевидность истины субъективна
– Женя, Света. Нас сегодня покормят?
Девчонки, двигаясь, как сомнамбулы, отправились шарить в холодильнике. Отупляющая послебоевая расслабленность охватила экипаж. В такие моменты и погибают герои, если у противника остался последний патрон и силы им выстрелить.
Наш враг нейтрализован, но мы продолжаем мчаться во всегда враждебном черном космосе с гиперсветовой скоростью, почти без топлива, без оружия, без защиты. Срочно расшевелить команду, вернуть к работе, к жизни.
Женька, болезненно усмехнувшись, вывалила из сетчатой корзинки гору консервных банок, Светка поставила трехлитровые тубы: "Завтрак космонавта" и "Обед космолетчика". С этикеток блистали лучезарными улыбками широкомордые, толстощекие, красногубые, очевидно, космонавты. Это дерьмо, на заводах земных олигархов консервируется в громадных количествах; даже удивительно, где они столько берут?
– Не получится из вас, девушки путевых старух, – мельком глянув на "припасы", резюмировал Леха.
– Типа, готовить не умеют? – по-обыкновению, уточнил Сашка.
– И вполне съедобно, – Катрин ловко орудовала консервным ножом. – Обрати внимание, какие мы стройняшки. – Она покрутила перед Сашкой обтянутой камуфляжем попой, и механик, позабыв жевать, поперхнулся сосиской и закашлялся.
Светка, сооружая необыкновенных размеров гамбургер, из целого батона и нескольких рядов сарделек, требовательно взглянула на меня и нежно на Боцмана.
– Федор, оставь штурвал, через час сменишь Надежду, – поспешил я отдать команду. – Надя, у тебя как с аппетитом?
– Когда подашь бутерброд, пальцы подогни.
– А я опять вне обеда, – проканючил Леха и тут же был вознагражден за терпение: Женька чмокнула его в небритую щеку и подала аккуратный сэндвич, украшенный веточкой петрушки.
– Жаль, Сашок, – я примостился с бутербродом в кресле второго пилота, – что не догадались перетащить с "Витязя" наш холодильник с беконом, бифштексами и копчеными рульками.
– Я убить была готова, – проинформировала Надя, – когда вы сладострастно пожирали разносолы и деликатесы перед экраном сенсосвязи.
– Садюги отмороженные! – добавила Женька.
– У нас есть надежда,… – Леха держал паузу, дожидаясь, что мы оценим каламбур и его необыкновенное чувство юмора.
– Хорошо, у нас две Надежды. Не томи. Рожай.
– Пока мы воинственно петляли, кувыркались и побеждали в смертельных поединках, обломки "Витязя" пролетели вперед. Скоро мы их догоним. Всякое бывает: холодильник мог и уцелеть.
– Красавец. Сколько до них?
– Полчаса.
– Я убью тебя, гражданский!
– Двадцать девять минут тринадцать секунд. Чего всполошился?
– Рыбы. Там наверняка собралась стая монстров, которых нам нечем распугать. Александр, мы можем подать ракеты из кластеров в шахты?
– Типа, зарядить, – Сашка торопливо проглотил остатки бутерброда, тоскливо глянул на стол и вскочил. – Нужно выходить втроем: один страхует заряжающего, второй – ракету.
– Александр, Боцман и… – оглядел команду. Сплошное удовольствие командовать таким экипажем: никто не отвел глаза, полная готовность к "свершениям".
– Я пойду, – твердо выговорила Светка, не сводя взгляда с Боцмана.
– М-м,… – девочка крепкая, рослая. – Хорошо. Бегом одеваться. Надя, круговой обзор.
Среди достоинств кораблей нашего типа, большая шлюзовая камера, вмещает до пяти человек в скафандрах, что существенно сокращает время входа-выхода.
Откинулся входной люк, и Сашка ступая башмаками с магнитной подошвой, уверенно зашагал по корпусу, за ним, серебристо взблескивая, потянулись две нитки фалов – гибких сверхпрочных тросов.
– Женя, третий кластер.
Женька торопливо щелкнула тумблером, перед Сашкой распахнулись створки склада боеприпасов. Ракета в два Сашкиных роста, но в космическом вакууме ничего не весит. Механик направляющими шлепками повел снаряд вдоль корпуса.
– Женя. Первую.
Щелчок тумблера. Откинулся люк. Сашка бережно спустил ракету в шахту, перестегнул фал с ракеты на свой пояс, пошел обратно. Только сейчас обратил внимание на тишину в рубке. Кажется, все перестали дышать.
– Алексей, время?
– Десять минут семнадцать секунд.
Сашка уже опускал в шахту вторую ракету.