Хорн забрался в шлюз и захлопнул за собой люк. Он кинулся вверх по трапу, держа бластерное ружье наизготовку.
Внутри корабля на него обрушилась внезапная, замечательная тишина. Люди снаружи сражались с извивающимися чудовищами. Это была практически резня, главным образом потому, что люди дрались уверенно и действовали сообща, а серо-зеленые чудовища дрались в одиночку, руководствуясь чистым инстинктом. Однако тишина внутри корабля была совершенно замечательной. Сквозь закрытый люк воздушного шлюза не проникали никакие звуки. Слышались только звуки шагов Хорна, бегущего по трапу, и его прерывистое дыхание.
Он услышал слабый и отчаянный голос Джинни:
— Не ходи сюда! Не ходи! Он тебя ждет!
Хорн добежал до следующего пролета. Он находился сейчас на уровне камбуза, кладовых и кают-компании. Устойчивый свет корабельных светильников ярко освещал комнату. И Ларсен действительно стоял, ожидая Хорна, а Джинни он держал перед собой. Он завернул ей одну руку за спину и ухмылялся Хорну. Хорн не мог стрелять. Никто не рискнул бы выстрелить из бластера в Ларсена, стоящего позади девушки с побледневшим лицом. Слишком велики были шансы на то, что заряд попадет в Джинни.
Ларсен выставил оружие около ее талии и нажал на спуск.
Хорн услышал похожий на жужжание осы звук парализующего пистолета, такого же эффективного на коротком расстоянии, как и бластер, только действовавшего гораздо чище. Он почувствовал нестерпимую боль от уколов, которую вызывало такое парализующее оружие. Но слышал и ощущал он, конечно, лишь какую-то долю секунды. Но в эту долю секунды он почувствовал такую ярость, такую бесконечную ненависть и такое отчаяние, что они могли бы свести с ума, если бы длились хотя бы минуту.
Он почувствовал, что падает.
Потом он уже не чувствовал ничего.
10
Он пришел в себя, хотя и был наполовину парализован. Сознание вернулось раньше, чем возобновили работу нервы, передающие сигналы. Но сознание понимало, что что-то было не так. Происходило что-то отчаянно невыносимое, но он не мог точно вспомнить, что именно. Он старался вспомнить, что же именно произошло перед тем, как он оказался в этом странном дремотном состоянии. Сейчас он слышал голос, повторявший: «Проснись! Приди в себя!» Он доносился неясно, как будто бы сквозь много слоев толстого войлока.
Он начал спорить сам с собой — чего ради он должен просыпаться. Но затем послышался еще один, отчаянно звучавший голос. Это была Джинни.
— Но вы не можете так поступить с ними! Не можете…
Первый голос расхохотался, что звучало очень неприятно. И внезапно воспоминания нахлынули на Хорна. Он понял, что рядом с ним находились Джинни и Ларсен. Он не пытался двинуться. Он знал, что в него выстрелили из парализующего пистолета, и что он должен был оставаться неподвижным, если хотел извлечь хоть какую-то пользу от своего пробуждения. Он мог сделать первое движение только после того, как восстановит полный контроль над своим телом. Тогда, может быть, внезапное, ошеломляющее нападение…
Он услышал отдаленный грохот, и понял, что это такое. Он сам точно так же грохотал у люка шлюза, когда Джинни и остальных загнали в корабль и заперлись изнутри, а он был снаружи. Теперь в запертый «Тебан» не могла войти его собственная команда. Они вышли, чтобы поубивать серо-зеленых чудовищ, схвативших первых двух человек, отправившихся за Хорном. Хорн сам захлопнул люк перед ними, запершись изнутри, — он хотел дать бой Ларсену в одиночку.
Члены команды все еще были снаружи. Ларсен не впускал их вовнутрь. Ларсен был здесь, вместе с Джинни, ожидая, пока Хорн придет в себя после попадания луча парализующего пистолета. А команда безрезультатно колотила в люк шлюза.
Хорн почувствовал, как оживают его ноги. С ними что-то было не совсем в порядке, но он подстегнул свой мозг и заставил себя контролировать дыхание, чтобы нарастающая ярость не выдала его.
— Но… но… — отчаянно говорила Джинни, — может быть, он просто не может сделать то, что вам нужно. Допустим, это просто невозможно. И если это так, вы… вы не можете обидеть людей, особенно детей.
— Здесь нет ничего невозможного, — прорычал Ларсен. — Во всяком случае, для него!
Хорн пошевелился. Внутри «Тебана» было очень-очень тихо. От люка воздушного шлюза доносились приглушенные, почти истерические удары, но здесь не было слышно даже шепота воздухоочистителя или какого-либо другого шума.
— Все сложилось в мою пользу, — ворчание Ларсена было почти добродушным. — Я забрал деньги с «Данаи». Я избавился от своей команды, так что мне не нужно ни с кем делиться, и я заполучил инженера, который сможет заставить эту кучу металлолома пролететь хоть через всю галактику.
— Но…
— Все складывается по-моему! Все! Все, что мне еще нужно сделать, это заставить Хорна знать свое место. Он увидит тебя здесь, со мной. Ты ему объяснишь, что к чему. Ты будешь умолять его выполнить все, что я от него захочу.
— Я попрошу его уничтожить корабль.
— Да? — Ларсен внезапно заговорил монотонно. — Мне даже не придется прикладывать к тебе руки, а то он действительно взбесится! Есть ведь и другие. Если он попробует что-нибудь устроить, я возьму в трюме кого-нибудь из этой публики с «Данаи» и покажу на нем, что я умею, — просто для демонстрации своего умения. Ты будешь умолять его выполнить все, что я ему скажу.
Хорн рискнул чуточку приоткрыть веки. Он увидел, где находится — на полу, возле двигателей «Тебана», и где Джинни — бледная и отчаявшаяся, она прислонилась к стене, и Ларсена, с удобством развалившегося в кресле, которым пользовался Хорн во время своих вахт у двигателей.
— Но вы не должны! — протестовала Джинни. Она вся была переполнена ужасом. — Только… только не дети!
Ларсен издал довольный звук. Затем он прорычал:
— Не смей мне говорить, что я не могу что-то делать, а то я тебе покажу!
Он встал, потянулся и немного отвернулся в сторону. Одним быстрым, бешеным движением Хорн перекатился и кинулся вперед в длинном прыжке.
Прыжок не удался. В середине полета он почувствовал резкую, агонизирующую боль в лодыжке. Что-то рвануло его назад. Он остановился в середине прыжка и рухнул на пол. Его нога была прикована к двигателям «Тебана». Ларсен со смехом повернулся к нему.
Хорн подобрался. Одна нога отказалась повиноваться. Ледяным голосом он сказал:
— Что ж, я пытался!
— Верно! — сказал Ларсен. — Верно! Но судьба решила в мою пользу. Сам посуди, что ты можешь мне сделать. Немного. И подумай, что я могу сделать с ней и со всеми остальными. Но ее я оставлю напоследок. Итак, как там с двигателями?
— Они совсем износились. Я уже говорил об этом, — ровным голосом сказал Хорн.
— Что нужно, чтобы они снова заработали?
— Вы же мне не поверите.
— Все равно расскажи, — пробормотал Ларсен. — Может быть, я смогу проверить.
— Когда эти двигатели были новыми, — с непоколебимым спокойствием начал рассказывать Хорн, — катушки Рикардо были сбалансированы. В процессе эксплуатации они старели, и старели неодинаково. До определенного момента различие между ними еще можно скомпенсировать. Но эти катушки уже в таком состоянии, что никакая компенсация невозможна. Вам нужны новые. Но таких катушек уже больше не делают. Так что пока вы будете использовать эти, они будут вибрировать, вибрации будут приводить к новым проблемам, и рано или поздно они взорвутся.
Ларсен что-то пробормотал про себя.
— Да, — сказал он, — покойный инженер говорил то же самое. Но они все-таки работали. Ты их заставил. — Он ухмыльнулся, как будто предвкушая что-то приятное. — Если ты не заставишь их работать, я возьму кого-нибудь из этой публики с «Данаи», и покажу тебе, что будет с ней, если двигатели не заработают. И она никуда не убежит!
Хорн долго кусал губы, а затем горячо заговорил:
— Есть один трюк. Но это выглядит полным безумием. Вы можете подумать, что я хочу вас обмануть.
— Так я и думаю, — согласился Ларсен. — Но все-таки расскажи мне об этом. Я не такой уж и тупой, каким кажусь. Рассказывай!
Хорн сглотнул слюну. С бесконечной осторожностью он начал объяснять. Иногда то, что он говорил, не убеждало Ларсена, и он начинал хмуриться. Хорн повторял снова и снова, выбирая другие выражения, пока то, что он говорил, не становилось совершенно очевидным. По сути, это была великолепно ясная лекция по принципам работы двигателя Рикардо. В конечном счете стало очевидно, что двигатель «Тебана» безвозвратно изношен сверх всякого допустимого уровня. Он мог взорваться в любое мгновение.