Хауэлл провел Карен через салон и пригласил ее в рубку.
— Малютки просто восхитительны! — продолжала Карен. — Но… что такое… зачем… — удивилась она, видя, что Хауэлл закрывает дверь.
Он привлек ее к себе.
— Мы не очень-то были похожи на влюбленных, — тихо произнес Хауэлл. — Борьба с этими чудищами отнимала все силы и время. Но теперь наконец мы, а главное, ты в безопасности, и я собираюсь предложить тебе пожениться немедленно, как только мы прибудем на Землю. Нужно поскорее сообщить об этом твоему отцу. Твой ответ?
— Какой ответ?..
— Например, вот такой, — сказал Хауэлл.
И поцеловал ее.
Четверо с пятой планеты
Глава 1
Когда все это началось, мир был обыкновенным, таким, как всегда. В течение нескольких минувших дней Сомс часто напоминал себе, что вокруг ничего не изменилось. Он встретил Гейл Хейнс. Она ему понравилась. Даже слишком. Но из этого ничего не выйдет. У него был мизерный счет в нью-йоркском банке. Профессия приносила ничтожный доход. Он никогда не был настолько богат, чтобы купить автомобиль. Вернись он в Штаты, ему удастся приобрести разве что мотоцикл. И никакой перспективы разбогатеть.
Люди в таком положении существовали всегда. В этом не было ничего необычного. На земле никогда и нигде не происходит ничего нового. Правда, надо сказать, Сомс никогда не наступал на горло собственной песне. Другие люди, будучи в его положении, отыскивали пути выхода из финансовых затруднений, занимаясь тем, что им было не по душе, и, безусловно, зарабатывали больше. Кто-то дополнительно работал по ночам, другие позволяли работать женам, и до поры до времени все это грело им душу — пока не случались моменты горького сожаления и стыда по поводу своей несостоятельности, и они корили себя за то, что склонили девушек к безнадежному и бесславного браку. Сомс решил не обрекать Гейл на такую ужасную несправедливость.
Он воспринимал мир до настоящего времени наполненным ярким солнечным светом и яркими красками, населенным людьми, которым не завидовал, потому что любил свое дело. Как быстро удалось девушке разрушить уютный кокон самодостаточности! Теперь он завидовал любому мужчине, обладающему работой с перспективой роста, такой, что позволит купить дом и вечерами приходить домой — к жене, о которой будет заботиться, и детям, считающим его выдающейся личностью.
Ему пока еще нравилась собственная работа, но хотелось, чтобы разонравилась, чтобы он мог пожелать стать торговцем, или водителем фургона, или служащим корпорации, вместо того чтобы работать исследователем в далеко не впечатляющей отрасли науки. Он мог представить себя живущим вместе с Гейл в не самом дорогом пригороде, в доме с подстриженной лужайкой, и чтобы было, куда сходить в кино, и чтобы их обоих это радовало. В такой мечте не было ничего из ряда вон выходящего, но ему в это все равно не верилось. Слишком поздно. И он недостоин тихого семейного счастья. Вот почему он угрюмо пытался вычеркнуть Гейл из своего сердца.
Это было непросто. И когда привычная картина мира начала трещать по всем швам и рушиться, Гейл была на расстоянии фута от него. Она смотрела на Сомса с интересом. Процесс слушания поглощал ее совершенно. Ох, как нелегко действовать в соответствии с избранной тактикой! Но он продолжал вести себя отстраненно, как ведет себя мужчина по отношению к девушке, с которой не хочет слишком сближаться — для ее же пользы. Место и окружение, а также взгляд на вещи и предмет разговоров подбирались таким образом, чтобы сделать романтическую связь между ними невозможной. Они даже не оставались наедине.
Вот и сейчас оба находились в комнате примерно двадцати футов длиной, с потолком, покрытым пластиком. Середину помещения занимала замысловатая машина. Она представляла собой серебристую квадратную трубу, которая колебалась, поворачивалась и вспыхивала огоньками. Гейл наблюдала за этим, широко раскрыв глаза.
Небо снаружи было черным, усыпанным мириадами звезд. Почва — абсолютно белой, до боли в глазах. Понятно, что это была вовсе не настоящая почва. Куда бы вы ни отправились в Антарктике, под вашими ногами всегда будет лед. Лед протянулся на двадцать миль до Барьера, дальше дремали синие ледяные моря до самого Южного Полюса, окруженного горами, гулкой пустотой и холодом, превосходящим любое воображение.
Это была американская антарктическая база Гисел-Бэй. Главное здание почти утонуло в снегу. Снаружи горела лишь одна лампочка, она освещала проходы между корпусами, и это помогало не сбиться в пути по ночам. Другие источники света тускло просвечивали сквозь почти полностью заиндевевшие окна. Снаружи у одной из стен находился пластиковый купол станции для наблюдения за метеоритами, в котором Сомс установил специальный усовершенствованный волноводный радар; с ним и вел работу. Он показывал его Гейл, чтобы девушка, прилетевшая сюда в качестве журналистки собрать материал об исследованиях Антарктики, могла написать интересную статью.
Ни малейшего движения вокруг. Только шум ветра. Тускло мерцающая звезда пронеслась вниз по небу и погасла. Больше ничего не происходило и не могло произойти. Казалось невероятным, что именно это место станет точкой отсчета для изменения судеб всего мира.
В главном здании базы постоянно находился дежурный наблюдатель. На плече его был закреплен коротковолновой радиопередатчик, настроенный на частоты всех национальных баз в Антарктиде — английской, французской, бельгийской, датской, русской. Дежурный зевнул. Нечего делать. В это время года ночь длится пять часов, и до конца смены еще так далеко.
На радарной станции, под пластиковым куполом Сомс и Гейл слышали, как часы пробили полночь. Время от времени из висящего в главном здании репродуктора коротковолнового передатчика раздавался металлический голос. Этот передатчик использовался для межбазовой коммуникации. Иногда голоса говорили по-английски, но гораздо чаще — по-французски, по-датски или по-русски. Кто-то повторял свое снова и снова, но ответа не было. И это бормотание было бесконечным.
— В моей работе нет ничего необычного, — вежливо сказал Сомс. — Я работаю с этим волноводным радаром. Он установлен так, что исследует все небо, а не только полоску вдоль горизонта. Регистрирует метеоры, прилетающие из космоса, записывает высоту их прохождения, курс движения и скорость и следит за ними до момента их сгорания в атмосфере. Благодаря этим записям мы можем вывести орбиты движения метеоров до того, как земная гравитация начинает притягивать их.
Гейл кивала, глядя на Сомса, вместо того чтобы глядеть на прибор. На ней был многослойный комбинезон, приспособленный специально для условий Антарктики, и, странное дело, в этой одежде Гейл вовсе не выглядела смешной и неповоротливой, как это случалось с другими. Сейчас девушка ощущала неясное раздражение.
Третьим человеком в здании была капитан Эстель Моггз, ответственная за приезд Гейл, сотрудница службы по связям с общественностью.
— Я всего лишь вычерчиваю курсы движения метеоров, — повторил Сомс. — На этом мои функции заканчиваются.
— Метеоры, между прочим, это падающие звезды, — авторитетно промолвила капитан Моггз.
— Обратите внимание на эту волноводную трубу, — заметил Сомс. — Сейчас она постоянно указывает одно направление. Прибору удалось обнаружить падающий камень на высоте примерно семьдесят миль. Камень падал, пока не сгорел на высоте тридцати пяти миль и на расстоянии сорока миль к западу от нас. Вот перед вами записи процесса на двух мониторах. Машина создала график с учетом высоты, угла и скорости падения, записав его на ленте, прокручивающейся через самописцы. Вот для чего все это.
Гейл покачала головой, наблюдая за ним.
— Не могли бы вы объяснить мне все это с человеческой точки зрения? — спросила она. — Я женщина. Хочу, чтобы мне стало интересно.
Он оставил ее просьбу без ответа. Помолчав немного, Гейл решила подойти с другого конца: