Кривая смысла, предопределенная изначальным событием или образом, корректировалась в последующем развитии сюжета "законом желания".
Несмотря на неразвитость, неотчлененность от природы, желания первобытного человека представлялись ему беспредельными. Человек, как знаем мы из предыдущих разделов, мнил себя равным и даже превосходящим богов: следовало лишь толково управлять их намерениями, а если у этого бого-человека и не было еще скатерти-самобранки или ковра-самолета, то только потому, что не возжелал их с достаточной силой, не составил пока нужной магической формулы...
Коль уж мы упомянули богов, то следует остановиться на немаловажном вопросе о соотношении мифотворчества и религии. Последняя культивирует веру в сверхъестественное, которое является лишь малой частью всеобъемлющего мифологического сознания — продукта чрезвычайно развитого воображения, компенсирующего еще неразвитые знания о мире. Таким образом религию можно определить как опухоль на теле мифотворчества, как искусственно сохраненную и гипертрофированную частность отжившей системы мировосприятия. Другими частностями былого мифологического сознания, получившими дальнейшее развитие, стали философия и наука. Следует поразмышлять над таким высказанным еще в 30-е годы парадоксом: "Новая наука о микрообъекте есть интеллектуальная мифология".
Помимо желаний мифотворцев, на развитие кривой смысла действовали векторы ряда образов и уровней, от внешнего ко внутреннему и наоборот. А направление кривой задавалось уже в самом начале образом или событием, противоположным изначальному. Между этими-то полюсами и изгибалась "кривая смысла". В качестве ее примеров можно привести множество выдержек, а то и целых гимнов "Ригведы"; желающие могут подыскать их среди цитат, приведенных в книге.
То, что с позиции абстрактно-логического мышления является заблуждением, в мифологическом мышлении представляется законом волшебства. А заблуждения не обнаруживаются потому, что, исчерпав всевозможные комбинации желаний и превращений, кривая мифологического смысла замыкается в круг. И человек выносит из углубления в существо мироздания не знания о нем, но его многомерный образ. Это тоже способ познания, но не рассудком, а чувствами (подсознанием).
Знания мифологически мыслящего человека убоги, но образность мировосприятия неизмеримо выше, нежели у современного человека; логика его кажется нам чрезвычайно наивной, но интуиция представляется невероятно глубокой и точной.
Это был иной способ познания мира, утверждения и существования в нем. Мифологическое сознание "угадывало раньше и глубже то, что только впоследствии докажет наука, ибо... воображаемый объект "мифа" не есть только "выдумка", а есть одновременно познанная тайна объективного мира и есть нечто предугаданное в нем".
Вдумаемся в это авторитетное заключение Я. Э. Голосовкера. Оно поможет понять то рациональное зерно, которое оставила современности культура первобытной эпохи.
Ученых XIX века, впервые занявшихся исследованием индоевропейской языковой общности, поразило сходство не только многих слов, наименований божеств и мифологических сюжетов, но также элементов материальной культуры народов, отдаленных друг от друга тысячами, десятками тысяч километров. Родилась теория миграций — переселений. Одно время ею пытались объяснить и сходства в представлениях и вещах негроидов Африки и монголоидов Заполярья. Но затем пришлось всерьез заняться закономерностями развития человеческой культуры вообще. И тут в авангарде оказались исследователи, которые приняли методологию исторического материализма.
На этом направлении и были открыты качественные различия между современным и первобытным сознанием, которое получило названия образно-интуитивного или мифологического. Поскольку же первобытное общество и присущее ему сознание были тесно связаны с природой, то в отражении ее, а также в образе жизни людей того времени и стали искать причины сходства культур, не отказываясь при этом и от поиска всевозможных заимствований и влияний.
Да, повсеместные суточные и годовые круговороты, циклы человеческой жизни, довольно ограниченный круг природных явлений и проявлений общественного бытия, способов добывания пищи, огня и сырья, видов орудий труда и оружия, типов жилищ и захоронений не могли не породить сходств в различных культурах, даже совершенно изолированных друг от друга. С разработкой взаимосвязей этих аспектов историкам показалось, что найден ключ к решению всех научных проблем, в том числе и к законам образования культурных сходств... Однако лет 40—60 назад наиболее вдумчивых ученых перестало удовлетворять то направление исторической науки, которое акцентирует качественное отличие человечества от природной среды. Сформировалось направление, занявшееся разработкой вселенских основ закономерностей развития общества, того, как, порождая носителей разума, "природа приходит к осознанию самой себя" (Ф. Энгельс. Диалектика природы).
ПОБЕДИВШИЕ СМЕРТЬ
Это направление объединяет исследователей, которые отваживаются переступить зыбкую грань, отделяющую человечество от "неодушевленной" (и даже "неживой"!) природы. Они ищут закономерности культурного развития не только в разумной, осознанной деятельности, но и в подсознании, в подкорке головного мозга — хранящей "воспоминания" о формировании жизни на Земле (и, быть может, даже о становлении Вселенной!). В настоящее время трудами К. Г. Юнга, П. А. Флоренского, Ф. Б. Я. Кейпера и многих других выдвинуты принципы изучения культурообразующих функций человеческого подсознания, куда, как стало совершенно ясно с изучением йоги и подобных феноменов прошлого, проникали, и весьма эффективно, древние мудрецы.
Кем только не представлялась современному человеку фигура древнего мудреца: от всезнающего волшебника до предприимчивого шарлатана включительно. Весьма соблазнительно представлять его также этаким предтечей прогресса, пытающимся осмыслить тайны бытия, но сплошь опутанным косностью своего времени.
На самом же деле жрецы — мудрецы развитого первобытнообщинного строя были приверженцами крайнего, как мы сейчас говорим, консерватизма. Остро ощущая колебания извечных устоев и назревающие перемены, наиболее тонко воспринимая мир и в способах мышления опережая своих соплеменников, они тем не менее заботились о сохранении привычного, завещанного предками уклада. Это мы теперь знаем о прогрессе, формациях, диалектической спирали истории, но даже величайшие умы первобытного прошлого этого знать не могли. Однако они видели, что рушится привычный им мир, и пытались его отстоять — от внешних обстоятельств, от внутренней распри.
Они самоотверженно трудились над осуществлением этой неосуществимой задачи, все выше и выше поднимая календарное дело, все глубже и глубже опускаясь в человеческое естество...
И на перекрестке двух этих путей им приоткрылось бессмертие!
Фигура первобытного мудреца учеными к настоящему времени уже достаточно очищена от грязи и патоки и представляется примерно в следующем виде.