У Полынова перехватило дыхание. Гюисманс самодовольно улыбался, приближая лицо все ближе и ближе. Полынов отчаянным усилием подавил желание сдавить эту тонкую жилистую шею.
— Требуется нашатырный спирт? — промурлыкал Гюисманс.
Отвести взгляд, иначе не выдержу. Звезды. Тысячи родных и близких звёзд, вечная природа — какую гадость ты рождаешь! Расслабиться. Побольше отчаяния. Пусть думает, что раздавил меня.
— Хорошо… Я принимаю… Я вынужден…
— Согласны быть у нас врачом? — быстро спросил Гюисманс.
— Да.
— А может, и от убеждений заодно отречётесь, а? Ну, ну, я пошутил. — Гюисманс замахал руками, поняв по выражению лица Полынова, что переиграл. — Все и так славно устроилось. Коньячку по такому случаю, как?
— Нет.
— Тогда партию в шахматы, как встарь?
— Согласен.
— Отлично!
Гюисманс щёлкнул пальцами. Охранник исчез. Гюисманс отодвинулся от Полынова, положил руку в карман, напрягся.
— Зря, — сказал Полынов. — Не буду я вас душить, если вы сдержите слово.
— Моё слово — закон, и не мне вас бояться, — надменно сказал Гюисманс, но руки из кармана не вынул.
Принесли шахматы, и они сели играть. Полынов рассеянно двигал фигуры, зевнул ферзя и проиграл, что и вовсе улучшило настроение Гюисманса.
— Да, кстати, — сказал он напоследок, — видите?
Он извлёк из кармана маленькую коробочку и потряс ею.
— Вы догадываетесь — это магнитофон. После соответствующего препарирования наш разговор попадёт в общую катушку информации. Единственную, которую сможет получить человечество в случае нашей неудачи Если вы помните, некоторые места нашего разговора просто великолепны. Например: “Согласны быть у нас врачом?” — “Да”. — “Тогда партию в шахматы, как встарь?” — “Согласен”. Я с вами совершенно откровенен и прошу вас о том же.
Когда Полынов вернулся в каюту, Крис бросилась к нему, подпрыгнув, повисла на шее, плача и бормоча:
— Цел, цел…
“А поймёт ли она мой поступок?” — со страхом спросил он себя, уклоняясь от шквала обрушившейся на него радости.
4. База пиратов
Он рассказал все без утайки, умолчав лишь о Большеголовом и о её собственном незримом участии в торге. Она слушала, сдвинув брови, уперев свой маленький упрямый подбородок на сцепленные пальцы, и он ничего не мог прочесть в её взгляде — ни укора, ни одобрения. Одно лишь доверчивое внимание. Но его постепенно сменяло отчуждение.
Полынов даже застонал. Бог мой, если бы ты была мужчиной, я бы знал все твои мысли наперёд. Но такой вот ребёнок — загадка…
Он хотел удержаться от оправдания и не смог.
— В истории моей родины, я читал, был однажды такой случай. — Полынов старался не смотреть на Крис. — Тогда на Русь навалилась мощная и беспощадная сила — татары. Они подмяли все и всех. А потом хан вызвал к себе одновременно двух князей. Перед аудиенцией, от которой зависело многое, оба должны были пройти мимо очистительных костров. Это не было издевательством, нарочно придуманным для унижения князей. Просто ритуальный обряд. Первый князь прошёл через огонь. Второй отказался, и ему отрубили голову. Людская память не запомнила его имени. А того, который прошёл сквозь огонь и выторговал у хана сносный мир, знают и теперь. Это Александр Невский, победитель шведов, немецких рыцарей, наш национальный герой. Он поступил…
— Как благоразумный человек, я понимаю, — перебила Крис. — А если бы его уступка оказалась ни к чему, кем бы он стал тогда?
— Со стороны легко судить. — Полынов отвёл взгляд. — Очень.
Он прошёл, не глядя на Крис, в ванную. “Да, надо умыться — сказал он себе, — полегчает”. Он с отвращением посмотрел на себя в зеркале. Кричи от бессилия, кричи, нашёл, где искать самооправдание, — у бескомпромиссной юности. Тряпка. Он-то думал, что его сила всегда с ним! Оказывается, львиную часть её он брал взаймы у других. Неужели сам по себе он так мало стоит, когда рядом нет друзей? Хороший урок, справедливый урок.
В зеркале Полынов заметил Крис. Девушка подошла беззвучно. Полынов заставил себя улыбнуться так, как нужно. Мужественная, уверенная улыбка старшего, знающего, как и что делать. Спокойная, ободряющая улыбка.
— Не надо! — вдруг сказала Крис. — Я… Я не хотела… не хотела обидеть…
Она потупилась.
— Ну что ты, — беспечно сказал Полынов.
— Я только хотела… — Она вскинула голову и с вызовом посмотрела на Полынова. — Я хотела сказать, что у нас больше нет выбора, что мы должны победить! Вот…
Полынов хотел что-то сказать, но вовремя понял, что говорить ничего не нужно. Он протянул руку, и Крис доверчиво вложила в неё свою.
Заключение продолжалось. Никто не беспокоил Полынова ни как пленника, ни как врача, только приносившие еду охранники сделались разговорчивей то ли из-за скуки, то ли из-за отмены приказа молчать.