Но и Грубин изменился.
Удалов заглянул к нему со двора. Комната была еще более захламлена, чем обычно. В ней почему-то было много частей человеческого тела, изготовленных из белой пластмассы, и Грубин сидел на продавленной кровати, держал голову в руках, будто хотел отвинтить. И медленно раскачивался.
Наверное, зубы болят, решил Удалов и постучал в окно. Грубин поднял голову, посмотрел на Удалова тупым взглядом и вновь опустил голову.
Удалов тихонько вошел в дом, поглядел наверх — не смотрит ли кто со второго этажа — и толкнул дверь к Грубину. К счастью, она была открыта.
Удалов вошел в комнату и сказал:
— Привет, Саша. Ты чем-то расстроен?
— А ты не знаешь? — спросил Грубин, не поднимая головы.
— Пытаюсь понять.
— Тебе все ясно, — ответил Грубин. — Ты нашел свое место.
— А ты?
— Вот в том и ужас! — закричал Грубин. — Как же я так мог попасться? Ты мне скажи, как я мог попасться? Ну ладно, ты человек слабый, угодил в силки, даже биться не стал. Куда несут, туда и идешь. Но я-то творческая интеллигенция, всю жизнь гордился своей независимостью. И вот — стал соучастником преступления!
— Погоди, не все сразу. Давай по порядку.
Удалову захотелось понять, что произошло с Грубиным. Может быть, изменения только внешние, тогда еще не все потеряно.
— Мне с тобой говорить не о чем, — сказал Грубин.
— Почему же?
— Сам знаешь. Ты — номенклатура. Я — продавшаяся интеллигенция.
— А ты все-таки скажи. Допусти, что перед тобой не Удалов, а какой-то другой человек.
— Какой-то другой к Пилипенко доносить не побежит. А Удалов побежит.
— Не побегу, — возразил Удалов. — Честное слово.
— Ты правды захотел? Тогда держись! Скажу тебе, Корнелий, что за последние три года ты сильно изменился. С тех пор как тебя этот Пупыкин приблизил, ты сам на себя не похож. Готов землю за ним лизать. А с Ксенией что вы сделали?
— А что?
— Только не говори, что ты подчинился силе! Другой бы никогда жену не отдал. Залег бы в прихожей с пулеметом, отбивался бы до последнего патрона. А ты выбрал Пупыкина. Ну, выбрал и пресмыкайся.
— А еще что? — спросил Удалов. Горько ему было слушать такие слова о своем двойнике. Но надо слушать. На чужих ошибках учатся.
— А с Минцем ты как поступил? Ты зачем Минца топил?
— Я? Минца?
— Зря я с тобой разговариваю — время впустую трачу. Только удивительно — как быстро меняются люди.
— Тогда слушай ты, — решился Удалов. — И постарайся мне поверить.
Он произнес эти слова так значительно, что Грубин в удивлении уставился на него…
— Я не Удалов, — сказал Корнелий Иванович. — То есть я Удалов, но вовсе другой Удалов. А настоящий Удалов сидит сейчас в Гордоме, на активе, и соратники топчут его ногами.
Вот что удивительно — Грубин поверил Удалову мгновенно!
— У тебя глаза другие, — признал он. — У тебя глаза прежние. Может, даже смелее. Объясни.
И Удалов объяснил. И про изобретение Минца, и про то, как Минц простудился и пришлось Удалову идти в параллельный мир вместо друга.
По мере того как он рассказывал, лицо Грубина светлело, морщины разглаживались, даже волосы начали завиваться.
Грубин вскочил, принялся бегать по комнате, опрокидывая предметы и расшвыривая пластиковые руки и ноги.
— Сейчас же! — закричал он, не дав Удалову договорить. — Сейчас же обратно! Беги отсюда! Тебе здесь не место. И если можешь, возьми меня с собой. Больше я здесь жить не могу!
— Спокойно, — остановил его Удалов. — Без паники. У меня задача — найти Минца. И вторая — во всем разобраться. А как исправлять положение, подумаем вместе. Рассказывай. Коротко, внятно. Начинай!
Последнее слово прозвучало приказом, и Грубин подчинился ему. Он остановился у стола, задумался.
— Даже не знаю, как начать. Произошло это три с половиной года назад. Был у нас предгором Селиванов.
— Помню, — подтвердил Удалов. — У нас он тоже предгором был. Потом на пенсию ушел.
— И занял то место его заместитель Пупыкин, Василий Парфеныч.
— У нас тоже. Все пока сходится.
— Времена, ты знаешь, были тихие, ни шатко ни валко… Утвердили Пупыкина предгором, он сначала ничего вроде бы и не делал. Все повторял: как нас учил товарищ Селиванов… Продолжая дело товарища Селиванова…
— Смотри-ка, у нас тоже так начинал!
— Потом начались кадровые перестановки. То один на пенсию, то другой, того с места убрали, того на новое место назначили… и тон у Пупыкина менялся. Уверенный тон становился. Ботинки заказал себе в Вологде на высоких каблуках… Пилипенку приблизил… Это наш старшина милиции.