Инопланетяне удалились, а секунду спустя нити начали вибрировать.
Поначалу ощущение было даже приятным. Прерывисто-ритмичное, едва воспринимаемое, оно навевало воспоминания о теплом морском бризе, ласкающем разгоряченную кожу. Однако не прошло и нескольких секунд как успокоительный бриз сменился нестерпимым, сводящим с ума зудом по всему телу, с головы до ног. Лукас, корчась, попытался сбросить с себя «сеть», но от этого она как бы прилипла к нему еще сильнее.
И вдруг зуд прекратился. Мгновение спустя Лукасу показалось, что внутрь него проникла чья-то рука и погладила его. Лукас затаил дыхание, когда волна острого удовольствия прошлась по его телу. Еще раз. Затем еще. И снова. Ощущения нарастали, пока не превратились в пытку. Пытку наслаждением. Тело Лукаса выгнулось дугой, тогда как «рука» продолжала гладить его изнутри. Час назад он не поверил бы, что может быть что-то хуже пульсирующих в его теле трубок, но мучительно-сладострастное унижение, которое он испытывал сейчас, ни шло ни в какое сравнение с предыдущими ощущениями.
Нити прекратили вибрацию, и Лукас вздохнул было с облегчением, но через секунду сеть снова ожила, только на этот раз тончайшие нити впились в кожу подобно раскаленной проволоке, прожигая ее до мышц по всему телу: на лице, груди, спине, руках и ногах. Даже подошвы не смогли избежать контакта.
Проволока проникала все глубже, проедая плоть до самых костей. Лукас истошно завопил, умоляя своих мучителей прекратить пытку, позволить ему умереть… Но боль только усиливалась.
Наконец разум не выдержал невообразимых издевательств над телом, и Лукас в очередной раз потерял сознание.
Придя в себя, он не сразу сообразил, где находится, но затем ощутил ноющую боль, как бы мерцавшую в различных частях тела, и все вспомнил.
Сеть уже не покрывала его, но он почувствовал прикосновение рук, которые обмыли его, а потом протерли теплой мягкой материей.
Лукас рефлексивно дернулся, но руки удержали его, не давая подняться. Давление было легким, успокаивающим, и Лукас мог бы преодолеть его, но он более не испытывал желания сопротивлиться, позволяя рукам делать все, что угодно. Он вроде бы даже уснул ненадолго, потому что не заметил, когда на него натянули одежду.
Облачив его, все те же руки поставили его на ноги, помогая ему удержаться в вертикальном положении, потом провели ого в другой конец помещения, где один из пришельцев взял его за левую руку и приложил его ладонь к какой-то твердой поверхности. Сначала Лукас ощутил лишь прохладу гладкого металла, затем нечто похожее на электрический разряд пронзило его руку от ладони до плеча. Он подумал, что его снова, начинают пытать. Инопланетянин, приставивший его ладонь к стене, вдруг крепко ухватился за его руку, будто намереваясь вырвать ее. Лукас пронзительно закричал… и проснулся.
Он лежал на койке в своей каюте. Сердце его бешено колотилось в грудной клетке, нижнее белье и простыня насквозь промокли от пота. Ему опять приснился кошмар. Лукас взглянул на хронометр. Он спал два часа и двадцать минут — больше, чем в предыдущую ночь, но все равно явно недостаточно. Надо постараться уснуть снова… Или связаться с Кинаном и попросить у него снотворное. Но Лукас не стал делать ни того, ни другого, боясь вновь пережить кошмар, который походил скорее на явь, нежели на сон.
Кинан сказал, что Лукас снова готов приступить к работе. Он уверил Кайли, что на этот, раз пилот действительно способен отдежурить несколько часов, но она сильно засомневалась в этом, когда Лукас пришел на мостик. Он выглядел невыспавшимся, и Кайли уже собралась было отправить его назад, но Лукас заговорил первым.
— Я должен извиниться перед вами за прошлый вечер, — напряженно произнес он. — Мне следовало подумать о том, что я еще недостаточно окреп. Я подверг опасности нас всех. Я хотел бы попробовать еще раз, но если вы больше не доверяете мне…
— Я доверяю вам, Грег… Может быть, даже больше, чем самой себе. Меня лишь беспокоит состояние вашего здоровья.
— Состояние моего здоровья не служит оправданием моему поведению.
— Грег…
— Нет, Кайли, позвольте мне закончить. За последние несколько дней я многое узнал о себе. Многое и, по большей части, весьма неприятное. Хочу, чтобы и вы знали, Кайли — я сделал то, что капитану корабля непозволительно делать никогда: я поддался панике. И то, что случилось однажды, может повториться здесь, на вашем корабле.
— Грег, я не знаю, что произошло на Джайносе, но я знаю вас. Если уж вы запаниковали, на вашем месте запаниковал бы и любой другой.
— Я не был «любым другим». Я был капитаном «Келсоу Моран». Я был обязан сохранять контроль над собой и над кораблем. Я не сумел сделать этого, а посему заслуживаю всего, что произошло впоследствии.
— Вы не должны так говорить! — воскликнула Кайли, напуганная его словами. — Да, вы были капитаном «Келсоу Моран», но прежде всего вы человек, со всеми свойственными человеку слабостями. Но у вас есть один очень крупный недостаток, Грег Лукас, отличающий вас от большинства людей — вы пытаетесь соответствовать стандартам поведения, которых ни одно нормальное человеческое существо не способно достигнуть.
Ее критическое замечание будто ударило Лукаса плетью.
— Не вам говорить о недостижимых стандартах, Кайли Майклсон, — отпарировал он. — Я, по крайней мере, признаю, что мне не удалось им соответствовать. Вы же по-прежнему пытаетесь доказать, что способны сделать в два раза больше, чем кто-либо другой — и все потому, что вы провалили какой-то там тест при поступлении в Академию. Вам следует хорошенько посмотреть на себя, прежде чем читать мне лекции о невозможных стандартах, Капитан.
Кайли, ошеломленная, уставилась на Лукаса, не веря своим ушам. Неужели он действительно только что произнес эти слова? Она почувствовала, как в ней поднимается слепая, иррациональная ярость. Кайли рывком поднялась с кресла и бросилась прочь из командной рубки. Она не знала, куда идет и зачем, но ей нужно было уйти, прежде чем она сказала бы Лукасу что-то такое, о чем сожалела бы на протяжении всей своей последующей жизни.
Она не помнила, как добралась до грузового отсека, но оказавшись в длинном коридоре, и там не смогла остановиться, а принялась быстро ходить из конца в конец, не в силах забыть того, что сказал ей Лукас.
Конечно, он позволил себе слишком многое, но Кайли вынуждена была признать, что он говорил правду: не он один стремится к нереальным стандартам. Она сама провела последние восемь лет в непрестанных попытках доказать не столько окружающим, сколько самой себе, что она не является неудачницей. Неважно, что остальные члены семьи никогда не считали ее таковой. Важно то, что она не сумела достигнуть поставленной перед собой цели, добиться того, о чем мечтала с самого детства. Она не могла простить себя за это.
Потому что единственным мерилом значимости человека является успех.
Пока ты не добился своей цели, ты бесполезен, никчемен.
С другой стороны, если взять Джона Роберта или того же Дэниэла Кинана? Ведь оба они начинали с того, что хотели заниматься не тем, что они делают сейчас. А разве можно сказать о них, что они неудачники? Ни в коем случае! Каждый из них нашел себя, как выразился Кинан. «Но если они смогли в свое время отказаться от первоначальной цели и пойти другим путем, а теперь даже счастливы, что сделали такой выбор, почему я не способна на это?» — горько спросила себя Кайли.
Она по-прежнему считала себя неудачницей, хотя понимала, что если будет продолжать в таком же духе, она в конце концов дойдет до такого состояния, как у Лукаса. Одна мысль у Кайли сменялась другой: «Но с Лукасом совсем другое дело; он — жертва не зависящих от него обстоятельств, ты же изводишь себя сама. Тебе и вправду нужно заняться собой, иначе закончишь жизнь в психушке, дорогуша».