Выбрать главу

— Вся эта бурная деятельность, все это очковтирательство ничего не доказывают. Пациент перестал дышать. Если он еще не мертв, то настолько близок к этому, что здесь почти нет разницы. И вы за это в ответе.

Конвей покачал головой.

— Я не могу сейчас объяснить вам всего, но буду очень благодарен, если вы свяжетесь со Скемптоном и попросите его не торопиться. Мне нужно время, но сколько именно — я не знаю.

— Вы не знаете, когда вам нужно поставить на этом крест, — зло сказал О’Мара, но тем не менее подошел к интеркому. Пока он добивался связи, Курседд вкатила столик с инструментами. Конвей установил его рядом с пациентом, затем бросил через плечо О’Маре:

— Подумайте вот над чем: в течение последних двенадцати часов из легких пациента выходил совершенно чистый воздух… Пациент дышит, но не видоизменяет состав воздуха в организме…

Он наклонился к больному, поднес к нему стетоскоп и прислушался. Удары сердца участились и стали сильнее. Но пульс оставался нерегулярным, звуки, доносившиеся сквозь толстую, твердую оболочку, покрывшую коркой все тело, казались гулкими и искаженными. Конвей не был уверен, было ли это лишь биение сердца или что-то еще. Он не знал, нормальное это состояние или нет.

— Что вы несете? — вмешался в ход его мыслей О’Мара. Конвей понял, что размышлял вслух. — Не хотите ли вы сказать, что пациент вовсе не болен?..

Конвей рассеянно ответил:

— Мать перед родами может страдать, но ее не назовешь больной…

— Конвей! — начал О’Мара и с таким шумом втянул воздух, что было слышно по всей палате. — Я вышел на связь с кораблем Скемптона. Они уже установили контакт с той цивилизацией. Сейчас Скемптон подойдет к микрофону… Я увеличу звук — вы тоже услышите, что он скажет.

— Не слишком громко, — предупредил Конвей. Затем обернулся к Приликле: — Каково эмоциональное излучение?

— Повысилось. Я вновь улавливаю различные эмоции. Ощущение подавленности, нетерпения и страха — возможно, клаустрофобия, — близкое к панике.

Конвей внимательно и не спеша осмотрел пациента. Тот был неподвижен. Тогда Конвей отрывисто сказал:

— Больше мы не можем рисковать. Может быть, он слишком ослабел, чтобы справиться самому. Ширму, сестра.

Ширма была предназначена лишь для того, чтобы О’Мара не мог следить за ходом операции. Если бы Главный психолог увидел, что намеревается сделать Конвей, он мог бы прийти к еще более ложным выводам и решился бы применить силу в отношении Конвея.

— Растет беспокойство, — внезапно произнес Приликла. — Ощущение боли отсутствует, но начались интенсивные схватки…

Конвей кивнул. Он взял скальпель и начал резать опухоль, стараясь установить ее толщину. Она была похожа на пробку и легко поддавалась. На глубине восьми дюймов он обнаружил нечто, напоминающее сероватую, маслянистую и податливую мембрану, однако жидкость в операционном поле не появилась. Конвей с облегчением вздохнул, убрал скальпель и сделал разрез в другом месте. На этот раз мембрана была зеленоватой и слегка вибрировала. Он продолжал резать.

Стало очевидным, что толщина опухоли достигала в среднем восьми дюймов. Работая с лихорадочной быстротой, Конвей сделал надрезы в девяти местах, примерно на равном расстоянии друг от друга по всему кольцу тела. Затем вопросительно посмотрел на Приликлу.

— Намного хуже, — сказал ГЛНО. — Невероятная моральная подавленность, отчаяние, страх, чувство… удушья. Пульс учащается и остается нерегулярным — большая нагрузка на сердце. Пациент вновь теряет сознание…

Не успел эмпат договорить, как Конвей взмахнул скаль­пелем. Он полосовал тело, соединяя разрезы в одну глубокую рану. Он жертвовал всем ради быстроты. Никакое воображение не могло бы назвать эту операцию хирургическим действием — любой мясник с помощью тупого топора провел бы эту операцию аккуратнее.

Кончив работу, он какое-то время смотрел на пациента, но не смог уловить никакого движения. Конвей отбросил скальпель и начал руками рвать кору.

Внезапно палату заполнил голос Скемптона, который возбужденно рассказывал о посадке в иногалактической колонии и об установлении связи с ее обитателями. Он продолжал:

— …Послушайте, О’Мара, социологическая структура у них невероятная. Я ни о чем подобном не слышал. У них есть две различные формы…

— Принадлежащие к одному и тому же виду, — вставил Конвей, не прерывая работы. Пациент явно оживал и начинал помогать врачу. Конвею хотелось кричать от возбуждения, но он продолжал: — Одна форма — десятиногий друг, лежащий здесь. Правда, ему не положено совать хвост в рот. Но это лишь переходная ступень…