Специалисты с «Декарта» в целом пришли к общему мнению, что если на планете существует разумная жизнь, то она может с равной вероятностью принять одну из двух форм. Первая из них — крупная — один из гигантских живых ковров, способный укрепиться за скальные породы своей центральной частью, а края оставить подвижными для обеспечения дыхания, пищеварения и вывода экскрементов. Ему также были бы необходимы средства защиты вдоль всего обширного периметра, чтобы предотвратить столкновения с менее разумными собратьями и разгонять больших и маленьких морских хищников, которые, казалось, круглые сутки отщипывали куски от гигантов.
Вторая форма — мелкая — весьма маленькие живые существа, гладкокожие, гибкие и достаточно подвижные, чтобы жить внутри или между гигантами, не подвергаясь воздействию пищеварительных процессов последних, у которых движения и метаболизм весьма замедлены. Дома этих существ должны быть достаточно безопасны, чтобы защищать потомство и развивать науку и культуру, располагаться они должны, вероятнее всего, в пещерах и туннелях под скальными породами.
Было маловероятным, что такие цивилизации могут обладать развитой техникой. На этой нестабильной планете создание сложных индустриальных машин было просто невозможно. Инструменты, если они их вообще изобрели, должны бы быть маленькими, ручными и несложными, само же общество — очень примитивным и без глубоких корней.
— Они могут быть сильны в философии, — перебил лейтенанта Конвей. Приликла придвинулся ближе, вздрагивая как от разгоряченности Конвея, так и от собственного возбуждения.
Харрисон пожал плечами.
— С нами был цинруссианин, — сказал он, глядя на Приликлу. — Он сообщил, что никаких признаков сложного эмоционального излучения, присущего разумным формам жизни, там нет, зато аура голода и чисто животной ярости, излучаемая едва ли не всей планетой, была настолько сильна, что эмпат почти все время прибегал к успокоительным лекарствам. Очень может быть, что это фоновое излучение заглушило эмоции разумных существ. Ведь на любой планете разумная жизнь составляет лишь малую долю всего живого.
— Понятно, — разочарованно сказал Конвей. — Как насчет посадки?
Капитан выбрал район, состоящий из какого-то плотного, кожистого, сухого материала. Он выглядел безжизненным и нечувствительным, так что пламя двигателей не вызвало бы чувства боли и у разумных, и у неразумных существ.
Приземлились они без приключений, и где-то в течение десяти минут ничего не происходило. Затем кожистая поверхность под ними стала постепенно прогибаться, но происходило это так медленно плавно, что корабельные гироскопы без труда удерживали вертикальное положение судна. Они стали погружаться сначала в небольшое углубление, а потом в кратер с низкими стенками. Стенки, словно губы, сомкнулись вокруг посадочных опор. Опоры корабля не складывались к центру корпуса, а были телескопическими. Гидравлические механизмы и сочленения опор стали сдавать с таким звуком, словно кто-то разрывал на мелкие кусочки листовой металл.
Потом кто-то или что-то стало швырять камни. Для Харрисона это звучало почти так же, как если бы «Декарт» сидел на вершине вулкана во время извержения. Грохот стоял невероятный, и единственным способом передавать приказы было общение через радиотелефоны, работающие с максимальной громкостью. Перед стартом Харрисону приказали быстро осмотреть хвостовой отсек, нет ли там повреждений…
— … Я находился между внешней и внутренней обшивками, недалеко от дюз двигателей, как вдруг обнаружил дыру, — быстро продолжал лейтенант. — Она была около трех дюймов в поперечнике, а когда я ставил заплату, то обнаружил, что края ее намагничены. Прежде чем я успел закончить, капитан решил немедленно стартовать. Стенка кратера угрожала отхватить одну из опор. Он дал нам пятисекундную готовность…
В этом месте Харрисон сделал паузу, как бы проясняя что-то в собственной голове.
— Ну, вы понимаете, — осторожно продолжил он, — особой опасности тут не было. Мы стартовали с ускорением приблизительно полтора «же», потому что были не уверены, то ли кратер является проявлением разума — пускай даже враждебного, — то ли это непроизвольное движение какой-нибудь большой грязной твари, закрывающей пасть. Вообще мы хотели избежать ненужных повреждений в этом районе. Если бы я держался руками за пару вспомогательных поручней и у меня было, куда упереться ногой, то все было бы в порядке. Но скафандры повышенной защиты очень неуклюжи, а пять секунд не такое большое время. Руками я уцепился хорошо и стал искать опору для ноги, которая там должна была быть. Тут я ее увидел и действительно почувствовал, как мой сапог ее коснулся, но… но…