Конвей уже занес руку, чтобы включить интерком, как вдруг услышал голос Приликлы:
— Простите, сэр, но вам не претит моя способность улавливать чувства? Может, вам неприятно, когда я говорю вслух о том, что вас волнует?
— Я бы ответил на оба вопроса отрицательно, — сказал Конвей. — Хотя, по поводу второго должен заметить, что мне не доставит удовольствия, если вы станете рассказывать кому-то о ваших наблюдениях. А почему вы спрашиваете?
— Я почувствовал, как вы взволнованы тем, что СРТТ может сделать с вашими пациентами, — ответил Приликла. — Мне не хотелось усиливать ваше беспокойство рассказом о силе тех эмоций, что я уловил в мозгу беглеца.
Конвей вздохнул.
— Валяйте. Все и так обстоит слишком плохо…
Но оказалось, что это еще не самое худшее.
Когда Приликла кончил рассказ, Конвей как ужаленный отдернул руку от интеркома.
— Нельзя говорить об этом по интеркому! — воскликнул он. — Стоит только узнать кому-то еще, будь то пациенты или обслуживающий персонал, как начнется паника. Бежим, мы должны разыскать О’Мару!
Главного психолога не оказалось ни в кабинете, ни в секции мнемографии. Но им удалось узнать, где он, и они поспешили на сорок седьмой уровень в лабораторию N 3.
Это была большая палата, где температура и давление годились для теплокровных, кислородосодержащих существ. Доктора, лечившие ДБДГ, ДБЛФ и ФГЛИ, исследовали здесь наиболее редкие и экзотические случаи. Если условия в палате не подходили пациенту, то он дожидался своей очереди в одном из больших прозрачных боксов, которые располагались вдоль стен. В Госпитале эту палату прозвали испытательным полигоном, и Конвей увидел здесь медиков самых разных размеров и форм, толпившихся вокруг стеклянного бака посреди палаты. Должно быть, в нем и находился умирающий старый СРТТ.
Конвей заметил О’Мару у пульта связи и поспешил к нему.
О’Мара выслушал его молча, хотя несколько раз порывался открыть рот, как бы желая перебить, но каждый раз упрямо поджимал губы. Когда же Конвей сказал о сломанном трансляторе, О’Мара жестом остановил его и резко нажал кнопку вызова.
— Соедините меня со Скемптоном из Технического управления! — рявкнул он. — Скемптон, наш беглец находится в детском отделении ФРОБов. Но возникло одно осложнение: он лишился транслятора… — Переведя дыхание, О’Мара продолжил: — Я плохо представляю, как вы сможете успокоить его теперь, но продолжайте делать все, что в ваших силах, а я попробую поговорить со связистами.
Он отключился, затем снова нажал на кнопку и сказал:
— Колинсона, пожалуйста… Это О’Мара. Попрошу вас, свяжитесь с группой, что исследовала планету СРТТ. Пусть они подготовят текст на их языке. Сейчас я дам вам его, чтобы им продиктовать. Нам совершенно необходимо это послание. Я объясню вам почему…
СРТТ принадлежат к долгожителям объяснял О’Мара, и воспроизводятся без участия особей другого пола. Дети рождаются у них очень редко, роды крайне мучительны, и потому между родителем и ребенком существуют крепкие родственные узы, но и, что крайне важно в нашем случае, сохраняется особая связь. Кроме того, при всех изменениях внешнего облика у этих существ органы речи и слуха, позволяющие им поддерживать связь с близкими, сохраняются неизменными.
Пусть кто-либо из взрослых СРТТ сделает выговор малышу, который плохо ведет себя; если этот текст будет передан в Госпиталь и потом через динамики — беглецу, врожденное послушание старшим поможет успокоить малыша.
— Таким образом мы справимся с этим маленьким кризисом. Думаю, на это понадобится несколько часов, — закончил О’Мара и выключи интерком. Но, заметив обеспокоенность Конвея, он тихо спросил:
— Что-нибудь еще?
— Доктор Приликла эмпат, и он уловил эмоции СРТТ. Психическое состояние беглеца оставляет желать лучшего. Все у него перемешалось: и печаль по умирающему родителю, и испуг, пережитый им у шестого шлюза, когда все на него набросились, и трепка, которую он получил в палате ФРОБов. СРТТ еще молод, неопытен, ну и… — Конвей облизнул пересохшие губы, — кому-нибудь пришло в голову подумать о том, когда СРТТ в последний раз ел?