— А что там наверху? — спросил Какстон, указывая на потолок.
Чтобы не обделить малыша нужной долей ласки, О’Маре пришлось соорудить целую систему рычагов, блоков и противовесов и укрепить эту неуклюжую махину на потолке. Пожалуй, он даже гордился своим приспособлением, которое позволяло отвешивать малышу хорошо ощутимые шлепки, какие убили бы наповал человека. Но О’Мара сильно сомневался в том, что приспособление придется Какстону по вкусу. Скорее всего начальник участка обвинит его в издевательстве над младенцем и запретит прибегать к подобным методам.
Поэтому О’Мара заторопился покинуть спальное помещение, небрежно бросив через плечо:
— Это просто подъемное устройство.
О’Мара вытер лужи на полу и швырнул тряпку в шлюз, уже наполовину заполненный водой. Его ботинки и комбинезон тоже промокли, поэтому он и их бросил туда же, потом задраил внутренний люк и открыл наружный. Пока вода, вскипая, вырывалась в вакуум, О’Мара переключил гравитационные решетки, чтобы пол снова принял горизонтальное положение, затем извлек из шлюза свои ботинки и одежду, успевшие там полностью высохнуть.
— У вас тут, как я вижу, все отлично организовано, — пробурчал Какстон, закрепляя шлем своего скафандра. — Во всяком случае вы следите за малышом куда лучше, чем это делали его родители. Продолжайте в том же духе. — Он сделал паузу, а потом добавил: — Монитор зайдет к вам завтра в девять утра.
И вышел.
О’Мара кинулся назад в спальню, чтобы внимательней рассмотреть подозрительное пятно. Оно было бледным, с серо-синим оттенком, и кожа в этом месте была почти стальной твердости, покрытая трещинами. Он осторожно погладил пятно, малыш тут же дернулся и издал недоуменный вопль. О’Мара не помнил, чтобы в книге говорилось о чем-то подобном, — но ведь он не успел дочитать ее до конца. Чем быстрее это сделать, тем лучше.
В Госпитале существа самого разного происхождения общались главным образом с помощью транслятора, который сортировал и классифицировал все осмысленные звуки, а затем воспроизводил их на языке собеседника. В тех случаях, когда транслятора было недостаточно, использовали систему мнемограмм. Мнемограммы переносили все чувственные ощущения, знания и психические особенности одного существа непосредственно в мозг другого. Менее популярным и точным было использование письменных символов, образующих универсальный язык, или универсум.
Этот способ общения был пригоден лишь для существ, мозг которых был подключен к оптическим рецепторам, способным извлекать сведения из символических знаков на плоской поверхности — иными словами, из печатного текста. Хотя существ, наделенных такой способностью, было довольно много, их реакции на цвет, как правило, были различными. То, что О’Мара считал серо-голубым, другому существу могло казаться серо-желтым или грязно-пурпурным, и беда заключалась в том, что именно это другое существо вполне могло быть автором худларианской книги.
В приложении к книге была помещена сравнительная таблица для приблизительного определения цветовых соответствий, но рыться в ней было скучно и долго, да к тому же познания О’Мары в универсуме были не столь блестящими.
И через пять часов О’Мара все еще не мог поставить диагноз, а тем временем серо-синее пятно на шкуре малыша увеличилось вдвое, а рядом с ним появились еще три таких же пятна. Не будучи уверен, правильно ли он поступает, О’Мара все же накормил своего подопечного и снова поспешил вернуться к своим изысканиям.
Если верить справочнику, то легких, преходящих заболеваний, которым были подвержены юные худлариане, насчитывалось буквально сотни. Малыш благополучно избежал их лишь потому, что его кормили пищевым концентратом и здесь отсутствовали микроорганизмы, обычные на его родной планете. О’Мара утешал себя, полагая, что болезнь малыша, скорее всего, худларианский эквивалент коревой сыпи, однако пятна выглядели угрожающе. К следующей кормежке их стало уже семь, они приобрели зловещий синий цвет, к тому же малыш непрестанно шлепал по ним своими отростками-конечностями. Видно, пятна отчаянно зудели. Обогащенный этими наблюдениями, О’Мара вернулся к книге.