Ощущение легкости в теле не исчезало, я машинально похлопал себя по карманам и обмер. Они были пусты — все минимально необходимое снаряжение для ловли Moirai reqia исчезло без следа. А это означало полный крах экспедиции. Конечно, оставалась призрачная надежда поймать экзопарусника голыми руками (дважды на Сивилле еще никому не удалось побывать), хотя ценность такого экспоната, несмотря на его уникальность, будет мизерной.
Странное дело, но осознание фиаско экспедиции воспринималось почему-то на втором плане, на первом по-прежнему оставалось тревожное чувство легкости тела. Причина крылась не в меньшей гравитации и не в пустых карманах — что-то произошло внутри меня: в организме, в сознании — и от этого было не по себе. Внезапно я понял, что произошло — с головы вместе с введенными в мозг электродами исчезла экранирующая сетка, а из тела все пять биочипов, внедренных в нервную систему специально для экспедиции. Ни один из них не реагировал на мое тревожное состояние, ни один не отзывался на запросы — они растворились в неизвестности так же бесследно и мгновенно, как снаряжение из карманов. Будто их и не было. И еще я почувствовал, как в глубине сознания, на самом дне памяти исчезла некогда наглухо установленная переборка, и что-то тягостное и скорбное из моего далекого прошлого, от которого я, казалось, навсегда отгородился, забыл о нем, запретил себе вспоминать, плескалось теперь темной жутью, готовой в любой момент возродиться.
Стараясь отвлечься, чтобы не позволить мрачному ужасу воспоминаний выплеснуться в сознание, я попытался настроиться на уравновешенный ход мыслей, и, кажется, мне это удалось. Что-что, а железную волю и выдержку я в себе воспитал. Без этих качеств в экспедициях делать нечего — порой только они позволяют выжить и достичь цели.
Спокойно и взвешенно проанализировав ситуацию холодным рассудком, я пришел к выводу, что сивиллянки при моей переброске удалили из тела все, что не присуще мне как биологическому виду. Иного объяснения я не видел другое дело, зачем? Либо эти, с позволения сказать, протезы не поддаются совместному с живым организмом телекинезу, либо сивиллянки преследуют какие-то свои, только им известные цели. Чтобы убедиться в своей правоте, я сел по-турецки, стащил с правой ступни бригомейскую кроссовку и внимательно осмотрел, а затем ощупал лодыжку. Косметический шрам исчез без следа, а на месте искусственного шарнира находился вполне нормальный костный сустав.
Увидев метаморфозу со стопой, я испытал нечто вроде сожаления. Сустав мне раздробили железные челюсти браконьерского капкана на Элиобере, где я охотился за экзопарусником Limbus subtilis, местный хирург, оперируя в полевых условиях, вставил искусственный шарнир, и уже через неделю я смог нормально ходить, а через две — бегать, ничем не уступая другим участникам экспедиции (тогда я еще участвовал в многолюдных сафари, но уже давно рыщу по Галактике как волк-одиночка…). Позже, в реабилитационном центре восстановительной хирургии на Каллиопе, мне предложили регенерировать сустав, однако я наотрез отказался, так как процедура регенерации и последующее привыкание к выращенному суставу занимали около двух лет, а искусственный ничем не уступал естественному.
Замена сустава вроде бы подтверждала версию о невозможности моего совместного с протезами телекинеза, однако в нее никак не вписывались перенесенные одежда и обувь, а в противовес им — исчезновение снаряжения из карманов. На вторую же версию можно было списать все, так как цели и задачи сивиллянок были по-прежнему неясны. И вряд ли когда-нибудь разъяснятся.
Так и не придя ни к какому выводу, я неторопливо обулся. Трава подо мной была излишне хрупкой, но не вялой, листья и стебли сочными, налитыми. Нет, отнюдь не осень царила на Сивилле. Цвет травы и запах прели невольно наводили на подобный вывод, но на основе земных стереотипов о чужом мире судить нельзя. Знать бы еще, не пытаются ли сивиллянки судить обо мне по своим меркам? Как бы не оказаться, согласно пророчеству монаха Барабека, «жуком на булавке» в их коллекции…
«Про волка разговор, и он тут как тут» — кажется, так гласит славянская поговорка. Не успел я подумать о сивиллянках, как одна из них сконденсировалась из воздуха метрах в семи от меня. В солнечно-желтом балахоне, скрывающем фигуру и руки, с лицом мадонны, она зависла в нескольких сантиметрах над травой и посмотрела мне в глаза долгим понимающим взглядом. Будто знала обо мне все и все заранее прощала.
«Если бы встретил такую на Земле — женился», — попробовал я съерничать про себя, чтобы как-то воспротивиться ее чарам. Но, кажется, чары все же меня достали. Ерничество отнюдь не показалось забавным — чем дольше я смотрел в глаза сивиллянки, тем более правдоподобной представлялась эта фраза.
— Здравствуй, Бугой, — тихо проговорила сивил-лянка, не открывая улыбчивого рта. Ни одна мышца не дрогнула на ее лице, только показалось, что проникновенный взгляд полыхнул голубым светом и перевернул мне душу.
— Здравствуй… — процедил я, сцепив зубы и пытаясь усилием воли противиться ее парапсихологи-ческому воздействию. В какой-то степени это удалось, и слово «богиня» так и не сорвалось с моих губ.
Мне показалось, что она пытается ненавязчиво проникнуть в мое сознание, и я, сконцентрировав волю, напрягся из последних сил, чтобы не допустить ее в свои мысли. Будь по-прежнему у меня на голове экранирующая сетка, я бы легко с этим справился, сейчас же приходилось напрягаться до потемнения в глазах. И вряд ли бы что получилось, но неожиданно давление на мозг исчезло, и я понял, что попытка овладения мои сознанием отменяется.
И почему-то испытал уверенность, что больше никогда не повторится.
— Вот и осуществилось одно из твоих желаний — ты на Сивилле, сказала сивиллянка. — Ты доволен?
— Нет, — твердо отчеканил я, вытирая испарину со лба. Нелегко далась борьба за свободу сознания. Но этого мне было мало — не для того сюда прибыл, чтобы заниматься мыслеборьбой.
— Почему?
Вопрос прозвучал задушевно, участливо, но я понимал, что неискренне. Знала она все: что было, что есть и что будет. Видела прорицательница наперед предстоящий диалог. Однако я не знал будущего и отступать не собирался.
— Потому что со мной нет ловчего снаряжения. Помоги доставить сюда контейнер.
— Он тебе не понадобится, — возразила она, точь-в-точь повторяя слова суперкарго фотонного корабля. — Ты без него найдешь здесь то, что ищешь. То, ради чего ты сюда прилетел.
— Экзопарусника? Как же я его поймаю без ловчих снастей?
— А ты уверен, что ищешь именно его?
Она снова не открыла рта, и тогда я впервые подумал, что сивиллянка свободно читает мои мысли и уже давно обосновалась в моем мозгу. Впечатление состоявшейся мыслеборьбы и моей победы скорее всего было самообманом, чтобы успокоить бунтующее сознание.
— В своих желаниях и стремлениях я конкретен, — жестко отрубил я.
Но сивиллянка лишь загадочно усмехнулась.
— Не все так просто, как тебе кажется, — прозвучал в голове ее голос. — Хочешь узнать свою судьбу?
А вот этот вопрос разозлил меня до крайней степени. Прорицательница, черт тебя побери! Не надо путать меня с идиотами, которые прилетают на Сивиллу ради столь никчемного желания.
«Если ты умеешь читать мои мысли, то ты знаешь, чего я хочу», — зло подумал я.
— Знаю, — сказал голос. — Это ты не знаешь.
— Хотеть, но не знать, чего хочешь, удел душевнобольных, — отрезал я.
— Смотря что понимать под душевной болью, — загадочно переиначила она.
Я не нашелся, что ответить. Диалог пошел по пути, который был мне крайне неинтересен.
И тогда сивиллянка меня отпустила.
— Ладно, — сказала она. — Ты еще не готов к пониманию. Ты прилетел сюда в экспедицию? Так иди, ищи Moirai reqia — царицу своей судьбы.
В этот раз она переиначила название экзопарусника, зачем-то акцентировав его на моей личной судьбе, и тут же растаяла в воздухе, будто ее и не было, будто встреча с нею мне только привиделась. А я продолжал сидеть на багряной, псевдоосенней траве, глупо таращась на то место, где только что видел сивиллянку. Гостеприимный народ, нечего сказать!