Как ни были разрежены рощи деревьев, все же они сильно сузили обзор, поэтому появившихся в небе экзопарусников я заметил только к полудню.
К тому же летели они не с запада, как ожидалось, а медленно надвигались с востока у меня за спиной. Как это было и вчера. Идеальные круги стаек из пяти особей противоречили основам эволюции жизни во Вселенной — любые стаи любых животных передвигаются гуськом, клином, иногда бесформенной массой, однако всегда впереди находится вожак — сильнейшая и умнейшая особь, своим наличием удостоверяющая, что естественный отбор основа эволюции биологических видов — продолжается. Равнозначность же положения особей Moirai reqia в стайках говорила о том, что эволюция этого вида в лучшем случае остановилась. Может быть, и не только этого вида, а всей биосферы Сивиллы. Похоже, ощущение осени, царящей на планете, вызывали не только багряный цвет растительности и запах прели, но и сама биоэнергетика экосферы. От полного безветрия, статичности пейзажа, пропитанного запахом увядания, веяло безразличием всего живого к продолжению существования и тихим умиранием. Древняя природа планеты как бы замерла в ожидании конца, покорившись своей судьбе.
Мне не было никакого дела до старческой немощи Сивиллы и ее обитателей. Смерть — сугубо индивидуальное явление, и посторонним в него лучше не вмешиваться. Когда приходит пора, можно только сопереживать, если нет своих забот. У меня такая забота появилась. Сегодняшнее направление полета экзопарусников Сивиллы подвергало сильному сомнению вероятность того, что где-то на западе находится их гнездовье. Как вчера, так и сегодня, эк-зопарусники летели строго с востока на запад, словно сопровождали солнце, и никогда не опускались на землю, все время находясь на дневной стороне планеты. Правда, для того, чтобы за сутки обогнуть Сивиллу, они должны быть гигантских размеров и лететь со скоростью звука в верхних слоях стратосферы, но, поскольку я не знал их истинных параметров, это предположение имело право на существование.
И без того не радужное настроение совсем упало, и я невольно замедлил шаг. Как Тхэн и обещал, умягченные кроссовки не терли ноги, зато потеряли водоотталкивающие свойства, насквозь пропитались соком травы, и теперь внутри при каждом шаге хлюпало и чавкало. Я так расстроился своим выводом, что не сразу заметил необычное поведение одной из стаек экзопарусников. И только когда рядом с этой стайкой проплыла другая, понял, в чем дело, и остановился, внимательно вглядываясь в небо. Эта стайка, в отличие от остальных, не плыла на запад, а крутила медленную карусель на одном месте, и точка, над которой она висела, находилась за ближайшим холмом точно по моему курсу. И еще одна особенность была у стайки — вместо пяти особей в ней было четыре, но они не образовывали квадрат, а по-прежнему сохраняли вид равнобедренной пентаграммы с пустующей вершиной одного угла.
Вот, обмерло сердце, вот оно то, ради чего я сюда шел. Вряд ли за холмом было гнездо экзопарусников, да это для меня и не имело никакого значения. Я был уверен почти на сто процентов, что на земле за холмом находится один из Moirai reqia.
Холм оказался самым высоким из ранее встреченных и с более крутым склоном, так что взбираться по нему пришлось почти на четвереньках из-за скользкой травы. Уже возле вершины я услышал за холмом равномерный гул. Первые звуки на Сивилле, исключая хруст багряной травы под ногами.
Взобравшись на вершину, я поднялся с четверенек и распрямил спину. Передо мной, зажатая со всех сторон холмами, предстала узкая долина со змеящейся по ней неширокой речушкой. Вытекала речушка из озерца у подножия холма, а равномерный гул исходил от водопада, срывавшегося в озерцо прямо под моими ногами.
От вида воды у меня пересохло в горле, а тело, как по команде, начало зудеть от пота и липкого сока. Но радость от одного тут же сменилась глухим разочарованием от другого — я нигде не увидел особи Moirai reqia. Зато на противоположном берегу озерца стояла сивиллянка и смотрела на меня снизу вверх.
Тоскливо заныло сердце. Обманулся я в своих ожиданиях. Не встреча с экзопарусником ожидала меня в долине, а новый психологический тест сивиллянок. Я глянул в небо — четыре экзопарусника крутили разорванный круг точно над озером, и мне стало не по себе от вида пустого места в хороводе, где должен находиться пятый экзопарусник. Отдельные фрагменты воспоминаний о млечнике и заклятия монаха Барабека переплелись странным образом и оформились в предположение, дикое по своей сущности для моей атеистической натуры. В средние века млечника, покидавшего тело человека с разрушенной нервной системой, принимали за душу, отлетающую в рай. Наложенное на эту легенду кликушество Барабека отводило моей «бессмертной душе» пустующее место в хороводе экзопарусников Сивиллы — стоит мне спуститься к озеру, окунуться в воду, и душа воспарит в небо особью Moirai reqia…
Темное воспоминание в глубине сознания колыхнулось, мистически притягиваемое неполным кругом экзопарусников Сивиллы, и мне стоило громадных усилий совладать с собой, чтобы вернуть душевное равновесие и трезвость мысли. Не дождетесь от меня психического срыва!
С этой стороны склон холма был еще круче, и я не спустился, а скатился к водопаду по траве, как со снежной горки. Здесь я помыл руки, умылся, затем напился ледяной воды, все время ощущая на себе взгляд сивиллянки, но и не думая обращать на нее внимание. Мне нужен был экзопарусник, а от сивиллянок — ничего. Они же хотели что-то от меня, значит, пусть и обращаются ко мне, а не я к ним.
Искупаться в переохлажденной воде водопада я не рискнул и отошел по берегу озерца туда, откуда брала свое начало речушка. Сивиллянка стояла на противоположном берегу как раз напротив, но я на нее по-прежнему не глядел. Будто ее не было. Неторопливо раздевшись, потрогал ногой воду. Нагретая солнцем, здесь она была значительно теплее, но в то же время сохраняла кристальную прозрачность — несмотря на рябь на поверхности от водопада, каменистое дно у берега хорошо просматривалось. Глубокое озерцо, в которое хотелось нырнуть без оглядки.
Все же я не выдержал и посмотрел на сивиллянку, как бы спрашивая, что они собираются со мной делать в этот раз? Но сивиллянка молчала. Смотрела на меня добрым, всепонимающим взглядом и улыбалась. Словно с иконы. С таким выражением грустного умиротворения на лице смотрят на проказничающих детей и с таким же точно выражением провожают в последний путь до могилы. Всепрощение мадонны было написано на лице сивиллянки, но я его не просил. Не нуждался в прощении грехов, потому что никогда не отождествлял свои даже самые жесткие поступки с грехом. Это удел слабых. Не способен на поступок не совершай его, чтобы потом не каяться.
Закутанная в желто-солнечный хитон сивиллянка стояла неподвижно, а ее отражение играло на мелких волнах разноцветными бликами, будто зеркальное эго раскинуло руки, и хитон полоскался на неощутимом ветру.
Я скользнул взглядом по ее отражению, и сердце у меня остановилось. Под водой, скрываемый от взгляда отражением сивиллянки и рябью озера, трепетал великолепный экземпляр экзопарусника Сивиллы с трехметровым размахом крыльев!
Кажется, я удивился — более простой охоты в моей жизни еще не было, но эта мысль промелькнула где-то на задворках сознания и тут же исчезла. Предстояла отнюдь не легкая ловля экзопарусника голыми руками и под водой, а сивиллянки, естественно, ничем не помогут.
— Ты уверен, что не хочешь узнать свою судьбу? — внезапно спросила сивиллянка с того берега.
Вопрос прозвучал настолько неожиданно и не к месту, что я, занесший уже ногу, чтобы тихо ступить в воду, вздрогнул и неуклюже замахал руками, балансируя на берегу и стараясь не свалиться в озеро с шумом и плеском. Прощай тогда охота…
— Слушай, не мешай, — сквозь зубы прошипел я, чтобы не спугнуть плещущегося под водой экзопарусника. — Сколько тебе можно повторять, что свою судьбу я творю сам? Собственными руками. Как прошлую, так и будущую. И так будет всегда.