"Так романтично", - вздохнул Эверетт. Ему вдруг стало грустно.
Древняя башня, сложенная из крупных грубоотесанных каменных плит, осталась позади.
- Я заметила ее давно, - задумчиво произнесла девушка. - Заметила давно и все гадала: что бы могло это быть?
Блер промолчал.
Через несколько минут "бьюик" затормозил возле небольшого уютного коттеджа, под ослепительно белой крышей. Смуглая пожилая женщина выбежала к автомобилю.
- Как нравится вам эта хижина, мисс Мэй? - спросил Блер, небрежным кивком ответив на приветствие служанки. - Со временем вы займете дворец, достойный Повелительницы шистоцерки.
- Чудеснейший домик. И не надо мне никаких дворцов, мистер Чародей. А то я и впрямь воображу себя Шахразадой...
Шофер, рослый темноглазый туземец, по знаку Блера вынес чемоданы девушки.
- Может, пройдем пока пешком, - предложил Эверетту американец. - Ваша обитель рядом, через два дома.
Они вышли - на узенький, окаймленный пальмами тротуар. Рядом, в бетонированной канавке, журчала вода. По обе стороны дороги виднелись стандартные коттеджи под разноцветными крышами.
- Мы их только так и узнаем, по цвету крыш, - заметил Блер. - Вон ваша темно-синяя. Спокойствие и солидность. Угадал я ваш вкус, Джордж?
Но Эверетт думал о другом:
- Нигде ни души. За исключением Апостола. Это действительно мертвое селение.
Блер пожал плечами:
- Просто оно населено увлеченными работою людьми. Занятыми и не очень любопытными.
- Но дети...
- Здесь нет семейных.
Они поднялись на крохотную терраску, через незапертую дверь прошли в домик. Три небольшие комнаты - столовая, спальня, кабинет, - были обставлены просто, но удобно.
Блер положил руку на изящную, вмонтированную в письменный стол клавиатуру.
- Смотрите.
Он нажал белую клавишу, и над головой негромко загудел укрытый в потолке вентилятор. Зеленая клавиша распахнула окна, оранжевая - опустила жалюзи.
- Здесь нет семейных, - повторил Блер. - И нет слуг. С ними всегда столько канители... Впрочем, для вас и для мисс Сногсби сделано исключение.
На улице раздался тихий рокот автомашины, шофер-туземец внес чемоданы Эверетта.
- Это Фарук, - сказал Блер. - Сейчас он приготовит ванну и займется ужином. Ну а завтра покажет, как управлять нехитрой механизацией быта. В каждой комнате есть такая же клавиатура. В спальной - у кровати, в столовой на обеденном столе. Он подробно все расскажет и вообще... останется помогать вам, Джордж. Я уже говорил - для вас сделано исключение.
Шофер, неподвижно стоявший у двери, молча поклонился и с чемоданами прошел в спальню.
- А его, пожалуй, болтуном не назовешь, - усмехнулся Эверетт.
- Что может быть ужаснее слуги-говоруна! - нажав клавиши, Блер выключил вентилятор и поднял жалюзи. - Если вы не очень утомлены дорогой, Джордж... Мне надо поговорить с вами. Завтра на рассвете я должен ехать.
Они опустились в кресла. Блер снова поколдовал над клавиатурой, и к ним бесшумно подкатил низенький столик с фруктами и набором для коктейля.
- Странное у меня чувство, Бен, - признался Эверетт. - Такое ощущение, будто попал в какую-то отчаянную авантюру. Я даже не знаю, кто сидит передо мною...
- Друг, - Блер положил затянутую в перчатку руку на его плечо. - Преданный друг ваш, готовый ответить на любой вопрос.
- Что вы затеяли? - пристально глядя в глаза американца, спросил Эверетт. - Неужели все это сооружено только ради проникновения в тайну пустынной саранчи?
- И да и нет, Джордж. И да и нет. Здесь, в Альджаубе, мы действительно занимаемся шистоцеркой. Но на других пунктах...
- Как! Альджауб не единственный!
- Поражает масштаб исследований? О, уверяю вас, игра стоит свеч. Вы угадали, Джордж, тут дело не в одной только пустынной саранче. Предстоит решать проблемы неизмеримо более значительные. Но на самом первом этапе, на самом первом, от шистоцерки зависит многое. Почти все.
Он так и сказал: "От шистоцерки зависит многое". Но в тот момент Эверетт пропустил эти слова мимо ушей. Противоречивые чувства боролись в нем: недоверие, настороженность и... необъяснимая симпатия к этому загадочному американцу.
Блер разлил по бокалам приготовленную смесь.
- Выпьем, Джордж, - предложил он. - За нашу дружбу! Не возражаете? Ведь мы с вами достаточно разные люди, чтобы стать друзьями, не так ли?
Они медленно осушили бокалы. Блер встал, подошел к открытому окну. Невдалеке над вершинами цветущих олеандров вырисовывался темный силуэт башня безмолвия.
- Вы знаете, Джордж, ведь я родом из Мэдфорда. Да, да, из того самого Мэдфорда, где сотню лет назад профессор Трувело поставил свой злосчастный опыт с непарным шелкопрядом. Там до сих пор пугают ребятишек рассказами о нашествии мохнатых гусениц. История эта с детских лет волнует мое воображение. Подумать только: несколько жалких комочков слизи, случайно завезенных в Штаты, обратились грозным стихийным бедствием, поразившим величайшую державу мира!
- История знает немало таких примеров, - заметил Эверетт.
- Вот именно! - подхватил Блер. - Тут было над чем задуматься. Мысли, одна фантастичнее другой, рождались в моем мозгу. Я решил посвятить себя энтомологии. Окончив колледж, поступил в Калифорнийский университет...
- Так вы энтомолог? - удивился Эверетт.
Блер покачал головой.
- Вряд ли могу называться им. Мне не удалось окончить курса. Ведь я из небогатой семьи, отец мой был всего лишь мелким рекламным агентом... К тому ж я вскоре понял, что диплом мне ровным счетом ничего не даст. Для реализации моих идей нужны были не столько знания, сколько деньги, деньги и еще раз деньги! Словом, я без особых сожалений распростился с университетом. Видимо, как и большинство американцев, по натуре я игрок. Мне повезло. Вскоре у меня завелись доллары, много долларов. И тут я решил пойти ва-банк. Все, что было у меня, все до последнего цента вложил в новое дело. Альджауб - одно из моих предприятий. Не самое крупное.
- Значит, фонд имени Теодора Финчля.
- Вы угадали, Джордж, - спокойно подсказал Блер. - Вывеска. Всего только вывеска.
- Но это... - обычно невозмутимый, не привыкший выходить из равновесия ученый кипел от негодования. - Это...
- Это игра, дорогой Джордж. И смею утверждать, достаточно честная игра. Не горячитесь, не торопитесь с выводом. Выслушайте, потом судите.
Блер наполнил бокалы, они выпили. Эверетт старался не смотреть на американца. На душе его было тягостно.
- Итак, фонд имени Теодора Финчля, - неторопливо очищая банан, начал Блер. - Нет, нет, это не выдумка, он существует, этот фонд, он открыл мне доступ во все биологические институты Западного мира. Но я хочу быть откровенным с другом. Мы, конечно, не благотворители. Мы служим иному богу.
- Богу наживы? - усмехнулся Эверетт.
- Богу честолюбия, Джордж. И здесь вы не посмеете осудить меня. Назовите-ка мне ученого, не склонявшегося перед этим божеством.
- Их тысячи. Вам ничего не говорит, например, имя Жана Ламарка?
- Злосчастный предшественник Дарвина? Гений, непризнанный современниками, ослепший и умерший в нищете?.. Разве вся его долгая жизнь, отданная безуспешным попыткам утвердить свою теорию эволюции, не брошена на алтарь того же бога честолюбия?
- Не кощунствуйте, мистер Блер. Жан Батист Ламарк был одним из подлинных рыцарей науки, бесконечно далеких от каких-либо низменных расчетов.
- Итак, честолюбие - низменное чувство? Ладно, ладно, - замахал руками американец. - Не будем спорить. Суть даже не в этом. Хотите знать, что скрывается под нашей вывеской? Извольте...
Он извлек из кармана своей светлой спортивной куртки вчетверо сложенную газету, ногтем отчеркнул жирный заголовок. Эверетт с интересом пробежал небольшую статейку.
КТО СЛЕДУЮЩИЙ?
Вчера в Парижской Академии наук обсуждался очередной проект уничтожения опаснейшего виноградного вредителя - филлоксеры. Как известно, эта коварная американская тля была завезена в Европу сто лет назад и распространилась затем по всему свету.