– Слушаю тебя, два четыре.
– Нам не дадут пройти к среднему. Вариантов два – либо сдохнем оба, либо придется объединяться.
– Осталось девять минут, – без малейшего сарказма отозвался тот.
– Угу, – хмыкнула я. – Меня грохнут не позже чем на седьмой. Скорее всего тот, что под номером нуль третьим. А тебя секунд через двадцать его напарник.
Тот молчал недолго.
– Все равно выиграю я.
– Если я тебя не подставлю шестерке.
Пауза вновь оказалась короткой.
– Говори?
– Боевая ничья, и мы разделываем их под орех.
– Ну, раз других вариантов нет…
Я с ответом помедлила. Перехватчик стрелять не торопился, но места для маневра не давал, все сильнее прижимая к защитному полю крейсера. А я и не сопротивлялась. Тут самое главное, не удариться в панику и не торопиться, дождаться мгновения, когда начнет отбрасывать.
С моментом я угадала, даже ускоряться не пришлось.
– Двадцать четвертому плюс десять баллов. Уничтожение перехватчика противника.
Голос был скрипучим, но моего успеха это не умаляло.
Вместо десяти минут мы с Валандом развлекались почти тридцать. Уже вдвоем атаковали еще один борт, тот самый нуль третий, который должен был отправить меня к праотцам, потом повеселились с его напарником, устроив карусель. К крейсеру подошли на двадцать седьмой минуте. С одинаковым количеством баллов.
На панели вспыхнула надпись: задание выполнено, купол симулятора автоматически откинулся.
Выскакивать я не торопилась. Левицкий был прав, боевой режим отличался от стандартного, но ощутила я это только сейчас. Пока летали, адреналин перекрывал возникшую в спине боль.
Вот только показывать ее я никому не собиралась. Ничего серьезного произойти не могло, корсет взял нагрузки на себя. А боль… просто с непривычки.
– А тактика боя откуда? – с ухмылкой поинтересовался подошедший Валанд, наблюдая, как вахтенный освобождает меня от фиксирующих ремней.
Когда в паз ушел последний, протянул мне руку, помогая выбраться.
– Три старших брата – пилоты, – скрывая за улыбкой неприятные ощущения, фыркнула я. – Можно сказать, что я трижды отучилась в академии.
– Шикарно отработали! – качнул он головой, словно не в силах справиться с эмоциями. – Давно я не получал такого удовольствия от совместного полета.
Я хотела ответить ему взаимностью, но не дал Шаевский. Его мрачный взгляд я уже заметила, но о причинах недовольства даже не догадывалась. А ведь всего на полчаса выпала из действительности.
– Вы в корсете?
От тона, которым был задан вопрос, я слегка растерялась. Да и не я одна, Валанд смотрел на Виктора, явно ожидая продолжения.
Оно не заставило себя ждать.
– Тяжелая травма позвоночника в возрасте семнадцати лет. Экзокорсет.
– По физическим нагрузкам без ограничений, – проведя ладонью по примявшимся под шлемом волосам ладонью, вскользь заметила я, делая вид, что мы говорили не обо мне.
Несмотря на мой убедительный тон, Валанд вроде как был недоволен услышанным. Да и не он один.
Шаевского моя реакция тоже не удовлетворила.
– Повторная травма три года тому назад.
Теперь моя усмешка стала язвительной.
Виктор великолепно разыгрывал мою карту, сдавая с потрохами. Кто бы теперь к какому выводу ни пришел, он знал о моей слабости. Будь я на месте Шаевского, поступила бы точно так же. Но как же противно!
Знал бы он…
Наверное, он знал, что такое, когда твоя дальнейшая жизнь зависит всего лишь от одного слова врача. Тогда, три года тому назад, не сорваться мне помог увядший цветок горького апельсина. Стал символом будущего, шанс на которое мне дал незнакомец.
Вердикт был не столь страшен, как я ожидала. На планетах земного типа – практически без ограничений. Позвоночник реагировал только на перегрузки. Корсет был перестраховкой, моей данью загнанному в глубь души отчаянию, которое я когда-то испытала. И дополнительной защитой, к которой я привыкла, как ко второй коже.
– Без корсета, – хмуро выдал Валанд, идеально подстроившись под ситуацию и отрабатывая ее в паре с Шаевским. – Насколько я сумел понять.
Вот тебе и просто командир десантной группы!
Мне бы радоваться, один уже оправдал мои ожидания, но вместо этого на душе было горько. А еще все сильнее захватывало раздражение. За последние пару часов эти парни сумели увлечь меня своими тайнами настолько, что перестали быть просто объектами для изучения, приобретя человеческие черты. Стали почти своими!
Это не отменяло того, что предатель находился среди них. Стоял сейчас рядом со мной, смотрел с тем же негодованием – мой якобы риск все они считали глупым озорством, – делал вид, что переживает…
Найду и придушу своими руками… Тварь!
– Кажется, вы несколько разочарованы? – снисходительно прищурившись, поинтересовалась я у Валанда, чтобы прервать склизкую тишину.
– При других обстоятельствах сказал бы, что восхищен, – холоднее, чем мне бы хотелось, отозвался тот и неожиданно улыбнулся. Открыто, искренне. – Но победа все равно за вами. Я вынужден это признать.
Шаевский дернулся высказаться на этот счет, но Левицкий, стоявший сбоку от него, придержал, опустив ладонь на плечо.
– Я посчитала за ничью, – отозвалась я, решив воспользоваться моментом, – но раз вы настаиваете…
– С этим вы разберетесь позже, – все-таки прервал наш диалог Шаевский и кивнул кому-то за моей спиной.
Лучше бы я не оборачивалась. Стиснув зубы, чтобы не сказать ничего лишнего, я смотрела, как в отсек, в сопровождении дежурного медика, вплывает транспортировочная капсула.
Внеся в матрицу последние данные, Виктор откинулся в кресле, закрыл отяжелевшие от усталости веки. Разрываться между двумя полковниками оказалось нелегкой задачкой.
И не скажешь, что сам виноват, нужно было определяться. Не в этом случае. Со Штормом Шаевский был согласен, утечку надо искать не в Штабе, эту суку они забрали с собой.
Мысли о Шторме сбросили и так паршивое настроение до отметки «проще застрелиться». Закономерно и далеко не в первый раз.
Назвать полковника легким в общении было трудно. Запредельная проницательность, способность одновременно держать в голове нюансы нескольких операций, умение молниеносно переключаться с одной проблемы на другую делали его великолепным учителем, но тяжелым командиром. Рядом с ним выживали только такие же, как и он сам.
Шаевский держался почти десять лет. А потом наступил день, когда он понял, что эксперимент на выживаемость закончился не в его пользу.
Ему бы несколько дней передышки, возможность оценить, посмотреть на все со стороны, но ситуация к этому не располагала. От тонизаторов в голове мутилось, сердце трепыхалось где-то в горле, не давая дышать. Но он продолжал что-то делать, иногда получалось даже думать, хоть и казалось, что уже нечем.
А Шторм, оправдывая свою фамилию, лютовал почище тропического урагана. Целеустремленность. Он знал, к чему идет, и не отступал ни на шаг.
Ту операцию они отыграли, как по нотам. На похвалы полковник не поскупился, благодарность выражалась не только в словах, но и в представлении на новые звания. Шаевский был среди этих счастливчиков.
Но что-то уже сломалось, оборвалось. Из кабинета полковника он выходил последним, положив перед этим на стол Шторма рапорт с просьбой перевести в другое подразделение.
Полковник тогда ничего не сказал, лишь крутанул пальцами концы усов, давая понять, что несколько удивлен. Ни больше ни меньше.
На разбор полетов вызвал спустя шесть дней. Виктор считал, что давал время еще раз все обдумать, но ошибся.
Непростительно ошибся.
Шторм своих не отпускал даже тогда, когда позволял уйти. Шаевский исключением не стал.
Звание, повышение в должности, легенда, которая идеально объясняла его появление в службе безопасности, и… продолжение работы на полковника, пусть и в ином качестве.
У Виктора и мысли не возникло отказаться. Чем подобное могло закончиться, он просчитал еще до того, как теперь уже бывший командир перешел к той части разговора, где собирался описывать перспективы столь опрометчивого шага.