Полковник был готов довольствоваться и этим…
Их последний разговор с Ровером обошелся без повышенных тонов, но оставил в душе осадок. И ведь оба все понимали, но… как оказалось, цель пусть и оправдывала средства, но оставляла вопрос, стоило ли оно того, открытым.
— Ежов с ним разговаривал, тот ничего конкретного не ответил, — не обернувшись, произнес Лазовски. — Женя считает, что Джериш все еще целяется из-за Маршеи. Ты тогда сумел доказать целесообразность использования группы Валанда. Эхтандраев настаивал на своих.
— Мутный мужик, — скривился Шторм.
— Это что-то меняет? — уточнил Ровер.
Адмирал Эхтандраев был главой сектора военной разведки, отвечающего за Приам. Не часто, но Шторму доводилось с ним сталкиваться. И тогда, семнадцать стандартов назад, когда они с Орловым всеми правдами и неправдами пытались перехватить самаринян, захвативших группу, в которую входил Ровер. И позже…
При Тиашине вольные чувствовали себя в шейханате достаточно вольготно, заставляя полковника постоянно держать там своих ребят. Негласно… настолько, насколько это было возможно — Эхтандраев просто не мог об этом хотя бы не догадываться. Без открытого противостояния обходилось, но лишь потому, что Шторму удавалось его избегать.
— Не меняет, — рыкнул Шторм, — но на мысли наводит. — Продолжил он без перехода: — Жаль, конечно, адмирал — профи, но и без его помощи…
Ровер развернулся резко, но смотрел достаточно спокойно. Не безразлично, как опасался Шторм, а именно спокойно — приняв и решения, и их последствия.
— Мне все равно, с чей помощью и какими средствами, но ты ее вытащишь!
— Об этом мог и не говорить… — начал полковник, но замолчал, заметив, как в глазах Ровера появляется мертвенный холодок безразличия. Слишком знакомый и еще не забытый.
— Мы друг друга поняли, — произнес Лазовски, возвращаясь к столу. — Я могу потерять жену, но остаться в нашей ситуации без аналитика такого уровня, мы не имеем права.
Шторм проводил Ровера тяжелым, изучающим взглядом. Когда тот уже опустился в рабочее кресло, сдвигая оперативку, чтобы было удобнее активировать еще одну внешку, процедил сквозь зубы:
— Идиот ты… Нори! Даже если… какая разница! Главное…
Закончить ему опять не удалось:
— Мне — никакой, — глухо выдохнул Ровер. — Я говорю о ней…
Полковник судорожно вздохнул, потом медленно опустил голову, соглашаясь с другом. У Элизабет были свои принципы…
Тот, словно и не обратил внимания:
— Давай еще раз. С начала…
— С начала, так с начала, — не стал возражать Шторм. Заняться все равно было нечем. — Информация по Фринхаи, переданная Элизабет, пусть и косвенно, но подтверждала данные самаринян. Аналитики прошерстили доступные медицинские базы на предмет выявления симптомов использования зарядов с инурином, и вывели довольно четкую закономерность. Окраины, Люцения и Приам. Случай на нашем изыскательском исключаем, факт неосторожности при добыче там доказан полностью.
— Ты не назвал Самаринию? — заметил Ровер, вырисовывая круги на листах бумаги.
— Считаешь, принципиально?
— Черный инурин — родовой камень Исхантелей, — не отрываясь от своего занятия, заметил Ровер. Его руки двигались словно бы сами по себе. Ритм, направление… Высочайшая концентрация, хотя со стороны и не скажешь. — Кому, как не им, знать свойства этого минерала. Обработка, а, возможно, и технологии защиты. Выбивает излучением, должны быть поглотители.
— Да, аналитики сделали эти же выводы, — кивнул Шторм, даже не пытаясь понять, чем в конце концов должны стать черные кольца. Методика самаринян… подсознание иногда выдавало весьма неожиданные результаты, — но… предчувствие мне подсказывает, что ты имел в виду нечто другое.
Ровер с ответом не задержался: