- Нет.
Романов слушал этот диалог все настороженней и все меньше видел в нем смысл. И чего ради эти умники из следственного отдела прислали психолога, а не технического эксперта?
Впрочем, в то, что подвела техника, Роман не верил. Это могло случиться только, если отключить автокурс... Ну конечно! Браницкий в конце концов не выдержал! Был же разговор, когда Олег уверял, что его все время подмывает это сделать.
И предлагал разбросать какие-то маяки. Ему, дескать, надоело-ходить с поводком, хочется свободного поиска. Но все это хитрости слабодушия. Так он Браницкому тогда и сказал: сдрейфил, можешь возвращаться на Землю.
От неожиданной встречи с Еленой осталось странное чувство - не то обида, не то досада. Правда, и не рассчитывал он на сердечность, но могли б хоть поговорить обстоятельней. Ну что ж, у каждого свои дела: ей расследование, ему - обычная работа. Вот только ничего у него не ладилось. Романов с трудом дослушивал всех, кто к нему обращался: уже через минуту начинало терзать желание избавиться от собеседника.
Да и в одиночестве не удавалось сосредоточиться: что-то торопило, нервировало, обрывало мысли. Но что, он никак не мог определить.
А тут еще очередной "холостой" выход в космос. В который раз ребята возвращались без результатов.
Собрались в вычислительной и спорили. Валерий Пасхин горячился:
- Виноваты расчетники. Меня просто не туда вывели. Тебе, Альбина, наверно, кажется, что мы как на свидание к знакомому фонтану ходим. А в космосе, заруби себе на своем коротком носу, одного и того же места не бывает.
Романов сердито посмотрел на заплаканную Воронину.
- Детсад какой-то вместо расчетной группы! Вы что, не понимаете, во что обходится каждый выход?
- Роман Михайлович, - вступилась за Воронину старший математик Дронова, - вы ведь сами знаете, исследования значительно усложнились. Теперь рассчитать заранее каждый выход в космос почти невозможно.
- Что же вы предлагаете? Может быть, свободой поиск? Без автокурса? Тогда вам и вовсе придется бездельничать.
- А если по маякам? - старший математик не обратила внимания на обидную фразу.
Романов, сощурив глаза, резко и неприязненно взглянул на нее.
- Удивительная смелость нападает на людей, когда они под надёжным куполом.
Дронова смутилась.
- Да, я там не была. Но говорил же Браницкий...
- Не были, так помолчите, - перебил он. - А Браницкий и погиб только из-за этой своей глупости.
Романов вышел, в сердцах хлопнув дверью, и уже по дороге подумал: нехорошо получилось, совсем забыл, что Дронова влюблена в БраницкoГo. У себя в кабинете он увидел Елену и понял, что все эти часы мучился желанием поговорить с ней.
- Ну, так сколько сегодня стычек провел начальник экспедиции?
- Что, психологический тест?
- Зачем же тест, я ведь хорошо тебя знаю. Да ладно, стоит ли пикироваться без посторонних. Расскажи-ка мне лучше, какое ощущение испытываешь там, когда выходишь один.
- Очень трудно передать. Пожалуй, точнее тебе объяснит Ермолаев. Впрочем, и он не мастак. Лучше всего получилось бы у Браницкого. Это Олег умел.
- Тебя я пойму лучше.
Он внимательно взглянул на Елену, и в нем шевельнулась пугливенькая надежда на отпущение. Чтобы не обманываться, отвернулся к иллюминатору, за которым виднелась подбитая звездами чернота.
- Если сказать, что в космосе всегда ночь - вечная ночь, как мрачно пишут поэты, - это неверно. День, ночь, тьма, свет - нелепые там понятия. Глядя сквозь толстые корабельные стекла, ни за что не вообразишь, как в космосе меняются представления о явлениях и величинах. Даже какая-нибудь звезда со всем своим выводком планет - мелочь. В космосе только два гиганта: он сам и твое "я". Ступив в эту беспредельную пустоту, где огромные миры лишь ничтожные искорки, , ты уже не частица одного из них. Теперь ты с ними на равных. Ты идешь, и за спиной, впереди тебя, справа, слева и под ногами бесконечность. Но не подумай, Лена, что это сладостные чувства. Ощущение своей колоссальности вселяет не гордость, а ужас. Кажется, что мысль твоя в миллионы раз больше тебя самого, но она одинока, бесполезна и обречена. Ведь ее пища - какая-нибудь, хоть крошечная, судьба, а бесконечности наплевать на любые судьбы... Однако я говорю только о себе. Каждый, наверно, воспринимает космос по-своему.
Романов обернулся и сразу попал под прицел расширенных зрачков Радищевой.
Истеричный вой сирены заставил их обоих вздрогнуть. За дверью послышался топот пробегавших людей.
Кто-то крикнул: "Роман Михайлович, тревога!" В шлюзовой камере набилось уже столько народу, что ее не удавалось закрыть.
- Пропустить только техников! - крикнул Романов. - Любопытствующие могут выйти и позже.
Он стукнулся шлемом о край шлюзового люка, поэтому последние слова прозвучали под металлический аккомпанемент. Подождав, когда гул в шлеме затихнет, Романов окликнул инженера Борина, топтавшегося уже около выхода.
- Что там случилось, Саша?
- Один луч метеоперехватчика упал.
- Как это упал?
- Он ведь, поймав метеорит, сопровождает его, пока не сожжет. А тут, видно, камушек долетел до поверхности неуничтоженный, за чтонибудь завалился, и луч его потерял.
- Опасность есть?
- Может, задев, сжечь стенку купола или уничтожить что-то из наружных механизмов.
Они вышли из камеры, и Романов, оглядевшись, ничего не увидел.
"Что за шутки?" - пробормотал он, но тут же спохватился и включил инфравидение. Луч висел, едва не касаясь лабораторного купола. Стоит ему слегка сдвинуться вправо, и он аккуратно срежет тому макушку, а метнется влево - не будет стартовой установки. "Вот еще незадача, - подумал Романов. - Как его вывести из этой вилки?" Снова открылась шлюзовая камера и выплеснула целую толпу.
В наушниках начался галдеж, пришлось убавить звук. Кто-то побежал в сторону метеоперехватчика.
- Назад! - крикнул Романов. - Саша, объясни им популярно, что может случиться. Хотя подожди. Можно в старт-снаряде отключить предупредительную сигнализацию?
- Можно. Только перехватчик собьет его сразу на выходе и выведет тогда из строя всю установку.