Федя сделал шаг – лепестковая диафрагма под ним разверзлась и он полетел в самую гущу тёмно-бурого месива. «Мясной фарш!» – ещё в полёте определил он и сделал глубокий вдох, набрав побольше воздуха. Шумный всплеск!..
Камнем ушёл на дно. Пошарив руками, Федя обнаружил забранное сеткой отверстие. Распорол её лазерным карманным ножом и начал пробираться по тоннелю. Воздуха не хватало. В самый последний миг нащупал выход…
И вот уже он выныривает в соседнем чане. Фарша здесь всего по грудь. Стены суживающимся конусом уходят вверх, где виднеется открытый люк. К нему ведёт вертикальный ряд толстых стержней с чёрными набалдашниками.
По ним Федя взобрался наверх. Осторожно выглянул наружу. Мелькнула тень. Дуроглаз – следящее око!..
Выхватил из кармана бластер. Слепящая вспышка выстрела. По сторонам разлетелись стеклянные осколки. Затем выстрел по прожектору… В кромешной тьме, надев очки ночного видения, Федя бросил своё натренированное тело к забору. С ходу перепрыгнул его и… оказался в крепких объятиях начальника местной охраны Вепрева.
– Попался, голубчик! Теперь не уйдёшь! – Вепрев ощупал пояс задержанного. – Ого-го, что это там у тебя? Небось, наша новая продукция – «Лунные сосиски»… Точно, они самые! Ишь, сколько ухитрился навертеть на себя! Думал вынести с предприятия? Шалишь, брат несун, это тебе не Венера, где ты прежде работал, лунная охрана не дремлет!..
С этими словами он повёл сникшего Федю к проходной лунного мясокомбината: составлять акт о задержании.
1989 г.
Затерянные среди космоса
(Не совсем по Стивену Ликоку)
В августе 2115 года я в качестве практиканта явился на борт суперновейшего звездолёта «Дно бездны». Он стоял, чуть покачиваясь на магнитных присосках, на марсианском космодроме в пустыне Оскал Бешеной Смерти. Багажа со мной почти не было, ежели не считать элегантного молекулярного кейса, спортивной и пары хозяйственных сумок, трёх мешков, двух тюков, пяти саквояжей, нескольких чемоданов и увесистого рюкзака за плечами. Кроме того слева под мышкой я нёс автоматический сачок для ловли инопланетных насекомых, складной карманный телескоп с набором штативов для него, а фотоаппараты, видеокамеры и бинокли висели на шее вместе с брелоком и мобильным телефоном. Справа под мышкой я держал два увесистых тома «Приключения в джунглях Бетельгейзе» и «Определитель флоры и фауны планет Тау Кита». Из карманов же торчали электронный сканирующий микроскоп, кляссер, фотоальбом, самоучитель игры в лото….
Теперь же, с вашего любезного позволения, несколько слов о себе.
В те времена я был легкомысленно молод, где-то даже весьма пригож и не отвергал тезиса, что жизнь прекрасна.
Моё мужественное лицо было жестоко обветренным, как астероидные скалы, а там, где его обвевал ветерок вентилятора, даже задубевшим, словно кожа марсианской овцекозы. Я был с избытком наделён силой, умом, редкой проницательностью и многими другими достоинствами. Не будь я столь бессовестно скромен, то мог бы даже заявить, что был вообще лишён недостатков. Понятно, кроме тех, которые у меня всё же имелись.
Проходя мимо борта корабля, я не мог не засмотреться на отражение самого себя в почти зеркальной обшивке. Зрелище было поистине впечатляющим! Я видел высокого, обаятельного молодца, ладно скроенного и крепко сшитого, с косой саженью в плечах и торсом могучего атлета. Лицо с образцово мужественными чертами дышало беззаветной отвагой и благородством. Словом, я имел вид заправского астронавта. Я несколько раз падал в обморок от своей собственной красы…
– Добро пожаловать, мистер Чиххаус, – окликнул меня капитан Беймордс, вышедший из камбуза с увесистой ляжкой цыплёнка-табака, похожей на слоновью ногу, которую он с редким смаком обгладывал.
Я внимательно осмотрел капитана. Передо мной стоял настоящий космический волк лет тридцати-шестидесяти. Лицо его было безукоризненно выбрито за исключением мохнатых бровей, огромных усов, пышной бороды и чудовищной длины бакенбардов. Густая грива нечесаных волос ниспадала на лоб, закрыв не только его, но и глаза вместе с красным бесформенным носом. На Бемордсе был лёгкий железобетонный скафандр с двойной циркониевой бронёй. Шагал он уверенной походкой, которую чуть портила хромота на обе ноги, каждая из которых была на три дюйма короче другой.
Я вежливо расшаркался с капитаном и почувствовал, что он сразу проникся ко мне искренней симпатией. Её он тут же выразил смачным плевком на мои вычищенные ботинки и энергичными многоэтажными выражениями, которые позже я не сумел отыскать даже в самых полных словарях, что говорило о немалом словарном запасе.