Меня холодный прием не пугал. Терять мне нечего, в школе я задерживаться не собираюсь, карьера ученого мне не грозит, так что я грянул доклад со всей силой - аж задние ряды дрогнули. Я рассказал инопланетянам все, что думаю о них, о школе и о жизни вообще. В зале наступила мертвая тишина. Бактерии прекратили шевелить жгутиками, кубоиды втянули обратно слизь, шары прижались друг к другу и теперь напоминали допотопные бусы. Я жег глаголами их сердца. У кого не было сердец, тем жег другие органы. Леклер позади меня в ужасе схватился за стену и беспомощно ловил ртом рециркулированный воздух. А я все жег и жег - в моем докладе было двадцать пять страниц. Я выложился по полной, я не сдерживал себя.
Когда я дочитал до конца, зал взорвался аплодисментами. Меня чуть не сдуло со сцены. Талантливая блоха кричала: «Власть! Власть! Власть!» - позабыв второе слово. Шары с Бетельгейзе простирали ко мне щупальца. Кристаллы мелодично клацали о спинки сидений, посасывая через трубочки метан. Жуки и рой одобрительно гудели и потирали лапки. Сияющий профессор Виноградов подошел ко мне и сказал:
- Михаил, вы гений!
Он, конечно, сказал что-то другое, но имел в виду именно это. Я вышел из зала триумфатором. Не хватало только преданных поклонников, которые кидали бы мне под ноги кормовые цветы. Когда восторги иссякли, Виноградов объявил пленарное заседание оконченным, и все отправились на кофе-паузу в столовую.
- Что за чушь ты порол? - прошипел мне на ухо Леклер, схватив меня за локоть. Забавно смотреть, как он завидует моему успеху! Что ж, не все ораторы от природы. Некоторых природа жестоко обидела, причем не один раз.
- А по-моему, все прошло неплохо, - сказал я, заталкивая в рот бутерброд с бужениной.
- Выплюнь немедленно! - сказал Леклер. - Это для центавриан.
- Не выплюну! - уперся я. - Что еще за дискриминация? Я есть хочу! Доклад все силы отнял.
- Твое дело - ешь. Только учти. То, что ты принял за мясо, на самом деле...
И тут буженина зашевелилась и бодро побежала прочь, перебирая крохотными когтистыми ножками.
- Бульбуар, - закончил Леклер, глядя в спину удаляющемуся бутерброду. Мой аппетит пропал, как дед-бармен из коридора - драматично и с концами.
- Вот, возьми, это съедобно.
Леклер вручил мне незнакомый фрукт, похожий на банан, скрещенный с клубникой и горохом. Из-под треснувшей желтой кожуры высовывались крохотные красные ягоды. Я взял одну. На вкус она была похожа на вареную свеклу.
- Гадость какая!
- Зато витамины, - Леклер начистил себе полную горсть и с удовольствием съел. - Зря носом крутишь. Это, между прочим, трюфельный батат, сортовой, дорогущий. Растет только на Венере и то не везде. Только в колонии имени Мичурина. Моя первая жена там живет.
И Леклер вздохнул. Тут на него вихрем налетела Мариам, у которой был развит невероятный нюх на упоминания бывших. Стоило Леклеру вспомнить о жене, невеста сразу же устраивала ему головомойку. Иногда бедняга спасался бегством. Вот и сейчас он готовился бросить фрукт и удрать к метановым кристаллам, но Мариам ловко вцепилась в него свежим маникюром, и он остался на месте.
- Любовь, - прохрипел он, прежде чем потонуть в объятьях. - Сокрушает.
- Простите, где находится туалет для мальчиков? - раздалось из-под стола. Я наклонился и увидел смущенный шар, чуть крупнее Снорри.
- Выйдите в коридор и поверните налево.
- Ах, уже не нужно.
- Не нужно? - переспросил я, оглядывая пол.
- Сменилась фаза, - пояснил он, когда понял, что я ищу. - Мужской гормон иссяк. Теперь надо ждать восхода или трапециевидной стигмы. Да, забыл представиться, меня зовут Блоур Цаж. Фагоцитарный профессор в области ксеноощущений и родства.
- Михаил Смирнов, не профессор, не фагоцитарный. Просто учитель космолингвы.
- Знаю. Я слышал ваш доклад. Много спорного. Ваше заявление о крушении лингводинамики, на мой взгляд, нуждается в доказательной базе. Вы не думали апробировать свои новаторские теории на Бетельгейзе? У нас рады смелым умам.
Я почувствовал, как за моей спиной расправляются смятые крылья.
- Вы угадали мою мечту! Мне срочно надо апробировать кое-что на Бетельгейзе. Кстати, Блоур, как вы относитесь к глобусам?
- К чему?
Я показал ему голограмму стандартного глобуса - первую попавшуюся в сети. Блоур долго ее рассматривал, вертел, а потом заявил: