Когда приключения Тома Сойера дошли до голозадого барахтанья с Гекльбери Финном на острове их Свободы, Бермудд впёрся на незначительную остававшуюся незанятой площадь дивана в ногах и естественно повёл себя так, будто это не он, а Катенька только что к нему вспрыгнула – он же лежал здесь всегда и места ей уступать не собирался. Увлёкшаяся чтением Катюша обнаружила себя непроизвольно поджимающей к животу ноги и рискующей свалиться с дивана под напором мягко вдавливающихся в её ляжки кошачьих лап. «Фу, жарко!», она расстегнула спереди весь халат и отбросила его верхнюю полу назад, восстанавливая паритет и безжалостно вминая раскинувшийся пух и мех позади себя в спинку дивана. Бермудд проснулся, вывернулся из-под её пухлой белой коленки и взобрался на обнажённый Катенькин бок.
– Бермуша, не лезь, без тебя жарко… – Катеньку начинало умаривать сном, она несколько раз несильно потолкала развалившегося на ней кота, и тот, наконец, опрокинулся вниз, к ней под голый живот, и так и заснул в каком-то полувывернутом состоянии с запрокинутыми кверху всеми четырьмя лапами.
Катенька ощутила внезапно невероятный прикол от мягкого шерстистого меха Бермудда легко щекочущего её по животу и сама смежила вежды над поплывшими перед глазами буквами. Картины острова Свободы из книги стали перебираться в её сознание дымкой сновидений, и Катя почему-то представила себя третьей и отнюдь не лишней среди двух малолетних шалопаев удравших от всех на свете. Но нежную завесу прекрасной мечты внезапно резко и ярко пересёк вновь вспыхнувший пред Катенькой образ распустившейся алой розой пизды с нацеленным на неё мужским языком… Катюша очнулась от того, что Бермудд с приглушённым мурлыканьем настойчиво тыкался куда-то ей под живот своим усатым носом.
– Куда ты, Бермуш? Ты чего? Фу! – Катя попыталась слегка потянуть явно заблудившегося и что-то перепутавшего со своим кошачьим чутьём любимца за мягкий загривок.
Но Бермудду, похоже, очень чем-то приглянулись Катюшины домашние трусики, и вместо того, чтобы податься назад, он ещё сильнее толкнулся вперёд всем корпусом и в результате пронырливая кошачья морда вместе с усами оказалась прямо между чуть разъехавшихся от неожиданности Катенькиных ног.
– Да?? – Катюша с возникшим вдруг любопытством взглянула вниз, чуть приподнялась на локте и немного пошире развела коленки.
Очевидно и невероятно счастливый Бермудд упоённо лизал просоленную чуть заметную желтоватую полосочку прямо в промежности Катенькиных трусов. «Ого!», в животе что-то тихо-весело заиграло, и Катеньке показалось, что она видит, как надуваются через тонкую ткань трусов её половые уже не детские губки. «А если так?», Катюша осторожно просунула указательный пальчик под шеей урлычащего кота и потянула набок резинку трусов. Открывшаяся скользкая щель чуть не свела бедного любимца с ума: Бермудд в своём ритмичном нализывании замурлыкал так, будто перед ним распахнулось озеро валерьянки, и вдобавок вовсе прикрыл глаза…
От невероятного и очень быстрого кайфа прикрыла глаза и Катюша. Словно легчайший розовый дым пеленою окутал всю её с ног до головы. Она будто бы куталась в нём, вертясь на диване всем телом и лишь едва не отрывая щекотно-безумствующей пизды от морды упивающегося счастьем Бермудда. Резинка трусов чуть не рвалась и сильно врезалась в нечувствующие её пальцы, когда Катеньку будто слегка подкинуло жопой вверх, Бермудд остался где-то внизу, а она вся от кончиков пальцев на ногах до пронизываемых нежным током волос на голове затряслась в охвативших её спазмах оргазмо-конвульсий… «А-ах!», воскликнула Катенька, кончая всё разом, и рухнула со своего прогнутого мостика на диван и Бермудда. «Мяу…», Бермудд, чуть протрезвев, выбарахтался из-под неё и покинул диван.
– Ах-ах-ах! – раздалось сочувственным затихающим эхом ей в ответ.
Катенька едва перевела взгляд из океана своей эйфории по направлению этого постороннего, но почему-то не вызвавшего никакого опасения в ней звука-голоса. На столе среди газет сидел какой-то сказочно-мультипликационный персонаж напоминавший всех петрушек и буратин из детски весёлых картинок одновременно. Нос у него, правда, был вполне нормальный, но по всему периметру одеяний были разбросаны самые психоделически разнообразные цветы. Вся же телесная конструкция явно указывала на руки национальных умельцев: живая игрушка всеми своими потешными шарнирами вызывала одно лишь ассоциациативное определение – «по пояс деревянный».
– Ты… вы… кто?.. – Катенька с трудом пыталась проморгаться на совершенно уже не приличествующее её возрасту иллюзорное отклонение от реальности, вывалившееся, похоже, из каких-нибудь гостей у сказки.
– Открывашка! – просто представилось разноцветное явление. – А ты кто думала – хуй?
– Х… как?! – Катюша в возмущении окончательно пришла в себя: такие слова при ней не позволял себе произносить даже Вовка, которому общей любимицей прощалось куда больше, чем остальным.
– Да хуй его знает как… – оживлённо откликнулся в готовности изложить всё что потребуется сказочно-хулиганский персонаж. – Назвали так – Открывашка. Вот и сижу… Что – понравилось? Знаешь скольких таких откупорил?
– Что… понравилось? – Катюша пыталась срочно встретиться с доводами разума, но тут заметила болтающуюся на ухе изукрашенного типа болтающуюся стальную клипсу «серп-и-молота», и догадка мгновенно озарила её. Сразу стало всё очень ясно, волшебно и… стыдно. – Как – «откупорил»?
– Чего – «Как»? Я ж придуманный для того! Чего же тут сложного? Банке какой-нибудь сельдяной-жестяной, полнообъёмной дно вскрыть или у проститутствующей по стеклотарным заводам бутылки по второму десятку раз уж на неё наложенную девичью доблесть с узкого горлышка одним щелчком снять так чтоб стёклышко взвизгнуло… Или уболтать трёхлитруху покатую, смять преграду ей больше ненужную, да влезть в её солоно-сладкие сочащиеся нежным соком поалевшие помидоры… Или сгущёнку вовсе себе ещё глупую кропотливо и бережно проковырять до разлива липких слюней её по её же губам… Или банке с кабачковой икрой всадить и устроить совсем уж отклонённый от нормы в брызгах конфуз на весь кухонный стол… Много разного безобразиев я люблю!.. Тебя-то будем ебать?
– Не надо! – взвизгнула несколько неоправданно Катенька, словно смешной болтун-персонаж и на самом деле мог спрыгнуть со стола и начать сексуал-домогания.
– А чего ж тогда совала в дыру меня? Спасибо, кстати, и благодарность, как фее-волшебнице – это я из-за тебя превратился в теперишнего. Мне так нравится. Из одной благодарности могу дрюкнуть… Как – хошь?
– Так ты – открывачка?! – Катюша медленно снималась с тупик-тормозов. – Моя открывачка? А почему же весь разрисованный – у меня открывачка простая была…
– С ложками хохломскими делали и с досками для капусты. Вот и цветной. Поебать тебя?
Похоже было на то, что куда бы не ехал в своих размышлениях этот шарнирный комик, выезжал он всё время к одному и тому же своему вопросу.
– Не будем, я – девочка! – не выдержала его напора и сердито всё разъяснила одним махом, надув губки на его хамство, Катенька. – И вообще, как тебе не стыдно, Открывашка? Мы знакомы с тобой первый день, а ты говоришь такие слова и всякие гадости?!
– А чего же тут ждать! – искренне удивился хохломской девиант. – Ебаться обоим-то хочется, у всех всё стоит так, что не до прелюдии. Сунуть тебе?
– Что… стоит? – неуверенно заинтересовалась Катюша, почувствовав вдруг, что трусы на ней под халатиком заново предательски мокрые.
– Да вот что стоит… – деревянный человечек крайне непристойно заковырялся в мотне своих бирюзовых шортиков. – Вот – побратим-открывашка мой! Как мыслишь – без смазки войдёт?
И он с гордостью уставил на Катеньку из-под своего живота точную копию её родимой открывачки, которую полтора часа назад она со всей осторожностью, но очень усердно запихивала себе в пизду… Этот небольшой деревянный хуй покачивался под животом ухмыляющегося во весь буратинский свой рот Открывашки, а под стволом ещё были подвешены два цветастые в тон хозяину киндер-сюрприза – его шоколадные яйца.