Нет, это всё-таки здорово, что у нас в метро запрещают курить. А то если б до нашего дыма ещё из прихожей дыма добавить, позадыхались бы все разные женщины, дети, старики. А их надо беречь, вот и не курят пусть. Хватит что у нас из окна порой тянется след такой, что не разберёшь – может нам там уже впереди поменяли дрезину нашу на паровоз? И мне вот бывает не по себе, если не я курю.
Спали сегодня, как отбросы последние, поезд болтался как лох. Я с непривычки ещё долго крючил, два раза рухнул в проход – для знакомства, чтоб помнили, да и в прихожей повеселей становилось при каждом моём детском пилотаже. А утром праздник – во, вышел денёк, заебут ведь, если не насмерть, то до смерти!
Лишь проснулся оттого, что шум из прихожей как в шторм: утренние вокзалы сыпанули на нас. Смотрю, а Цена мне глаза такие почти делает как вчера, только ещё умоляющие. «Жук, пиздёныш, спасай!», говорит, «Мне б посрать…» «Ну и чё?», говорю, «Мне весь этот балаган растеребить? Пойдём, охладим глаза?» «Да нет, жалко их. Бля, мы же отбились вчера, когда уже сегодня было!.. Будь другом, говнюк, не выёбывайся…» Снимает свои труханы и ко мне поворачивается. «Бля, Цена! Я тебя люблю!», до меня докатила шутка кондуктора, «Но я ж ни хера так не завтракал никогда!» «Капрафаг сраный, жри давай!», Цена повернулась уже, белая, красивая и заметно натужилась, «Людям вон выходить скоро… А ты тут…» Пиздец, я подумал, что Цену я смогу, наверное, любить при любых обстоятельствах и навсегда. Вот что значит с первого взгляда. Я всегда только так. Какашка совсем уже глупая вылезла и забралась мне в рот. Норма! Норма нормою, но сразу не поверишь ведь в тоталитаризм всеобщей любви, поэтому не глотая жевал… тьфу, бля! Не жуя глотал!.. Нажрался называется, здравствуйте… Хорошо хоть белые волосы её по за жопою мне щекотали лицо – прикольно по любому и веселей. Потом Цену поцеловал в простёртый гудок и потянулся, вылезая из-под неё: «Ёбт! Смотри, Цена, у Metro-хи хуй снова в скворечнике!» «Да он каждый день пердолит Чпокушку по утрам!», спокойно отреагировала Цена, умывая мне face языком, «Compendium[ii] – ни хуя непонятного!» «Бля, ну не во сне же!» «Чего – не во сне? Отчего бы и не во сне… Ну вот… Так – хороший мальчик! Как девочка…», Цена пригладила мне спущенную на глаза хрен откуда поймёшь ей и взятую чёлку и поцеловала в щёку. «Пизда!..», я не в силах был выразить всё страдание моё по ней, любимой моей. Лизнул вульгарно куда-то и понял: категорически – любить я ещё не могу!
Дальше больше. Набилось как в товарняк, бля, а у нас ведь – политзанятия. Смех и грех. «В каком году Смольный взят?», Иван строго у Чпока историю партии. А Всрался у Ивана из-за спины этому долбоёбу подсказывает мимикой и жестами: «Караул устал!» А тот понял, что «караул», а что «устал» не может никак выловить из передатчика. И толдонит одно: «Караул… караул…» А там люди живые с карманами, между прочим, едут кругом возле нас. В общем в прихожей на этот его караул раза три шорох подымался чуть не до милиции. Даже стыдно немного: люди приличные, а выходят все и озираются – не покрали там у кого чего?
На политзанятиях я почувствовал себя уверенно и хотел Мрыте вдуть, но она мне потрогала, «Мягковат…», говорит, «Не надо, Жучь, я у тебя ночью потом отсосу, когда все уснут…». Поцеловал её – у неё очень нежная кожа и мягкий немного волнующий запах, похожий на где-то рядом тёплым вечером аромат сирени в цвету… Мрытя добрая. А Лесь знает, наверное, всё на свете. Даже ума не приложу – зачем при её красоте ей такая нужна эрудиция! Мудакам всем даёт только в зад и лишь со мною по-настоящему целуется, но об этом потом… Всё-таки я ещё слабоват, конечно, да и хули: всего второй день…
«23 февраля, день в который ты жил, год тот же, да месяц не тот…»
«Наш паровоз, вперёд лети! В коммуне остановка!», пели партийные прошлого. А наш паровоз прилетел: коммуна кругом, если не считать прихожей, конечно. Ну да тут что поделаешь – издержки бытия. Не на аркане же их тащить, имхо… И теперь мы на паровозе просто катаемся по стране, по Земле, по Вселенной всей – куда захотим. Ведь Вселенная – тоже кольцо, как наша линия. Пересадки редки: не тяжело, просто смысла особого в пересадках нет. Главным что ли, реально, тут стать? Пока думаю. Никто не против в принципе, но всё-таки это ответственность…
Эти ферменты всё же как-то влияют на них, что бы там Metro-Fun ни говорил. Я вижу это по слабым жестам и некоторой интерференции[iii] предвесенних чувств на фоне повседневной утомляющей их агрессии. Они выделяют штурмовые отряды и больше используют ОВ[iv] в отношении себя.
Это мудило Чпок сказал мне сегодня, когда я вылизывал ему свежеотодранный мною же зад: «Хули ты пишешь там, Жук? Ты чё? Заебал…» Я сказал ему: «Пошёл ты на хуй, это дневник!» И он заткнулся на полдня, как маленький: этот пиздюк раньше и слова-то такого не слышал… А я тем временем думал, что гомосексуализм – это ведь этимологически любовь к человеку, а гетеросексуализм – любовь к женщине. Хуйня у них там вечно какая-то… Получается, что гомосеки это нечто вроде сексуал-филантропов. К нам на днях вон Скелет заходил со своею Свастикой. Он – гей, она – лес. То есть гомы по правилам, но какие же нахуй из них филантропы – они позабыли уже как и выглядит тот человек, которого они любили когда-то! Или к гетерам любовь – получается ведь, что Лесь и я одинаковые гетерофилы, потому что любим их и предпочитаем всему остальному бардаку. Странно, всё-таки…
Чпок и Metro-Fun вратари у нас. Залюбуешься как кемарят они на «дверях» нашего заповедника чистоты. Дрёма их созерцает шары серебряные, вращающиеся перед внутренним взором в ладонях или над коленями. И не каждый слепой штурмовик различит в нас опасность для своего служебного положения благодаря этому пристальному вниманию. В случае критической разности Чпок может даже закрыть полностью информационный отток с нашей стороны и мы полностью исчезаем из сферы интересов людей прихожей. Это редкое умение и применяется оно не часто, но нашему паровозу по праву есть чем гордится, когда в нём едут такие феномены, как Чпок, маму бы его выебать, как он всем обещал уже, да нам в гости всё некогда, а она не заходит давно…