— Да-а? — оживляется она. — Тогда необходимо быть все время наготове. Я буду собирать все, что не портится и занимает не так много места, чтобы после взрыва Солнца взять это с собой.
Полковник не успел и пикнуть, а она уже помчалась на чердак проверить, сколько там хранится чемоданов, каково их состояние, исправны ли замки. (Тут ей в предусмотрительности не откажешь: когда ты выброшен в пространство, хуже нет чем выискивать среди межзвездного газа рассыпанное содержимое чемоданов.)
— Куда спешишь?! — воскликнул дед. — Сказал же, впереди у нас миллиарды лет!
— Но дел-то сколько, Eggg, и оставлять все на последний миг я не хочу. К примеру, у меня должно быть сварено айвовое варенье на случай, если встретимся с моей сестрой Ddde, которая его безумно любит и не знаю, сколько времени не лакомилась им, бедняжка.
— С твоей сестрой Ddde? Той, что с Сириуса?
У бабули Ggge тьма родичей, рассеянных по всем созвездиям, и каждую катастрофу она надеется на встречу с кем-нибудь из них. Надо сказать, не ошибается: каждый новый взрыв забрасывает Полковника в круг свойственников или кумовьев.
Короче говоря, теперь ее не удержать: поглощенная приготовлениями, Ggge не может думать ни о чем другом и, не доделав, бросает самые насущные дела, поскольку «скоро Солнцу все равно конец». Супруга это бесит: сколько он мечтал, выйдя в отставку, насладиться жизнью, отдохнуть от непрестанных взрывов, понаблюдать за плавками, что совершаются на всевозможном топливе в небесных тиглях, из укрытия, посозерцать сплошное однородное течение веков… Но вместо этого синьора Ggge, дав отдохнуть ему не больше половины срока, приводит его в напряжение распахнутыми чемоданами, расставленными на кроватях, опрокинутыми ящиками, стопками рубашек, и те тыщи миллионов миллиардов часов, дней, недель и месяцев, которыми он мог бы наслаждаться как бессрочным отпуском, придется быть настороже, как в пору службы, в постоянном ожидании перемещения, ни на мгновение не забывая, что вокруг все временное, но постоянно повторяется, что вся эта мозаика протонов, электронов и нейтронов будет рассыпаться и складываться вновь до бесконечности и что похлебку эту надо перемешивать, пока она не остынет или не согреется, — короче говоря, об отдыхе на наиболее умеренной планете Солнечной системы нужно позабыть.
— Как ты считаешь, Eggg, мы сможем захватить с собой кое-какую посуду, хорошенечко упаковав, чтоб не разбилась?
— Да что ты, Ggge, она такая громоздкая, как ты тогда разместишь остальное… — Приходится участвовать, высказывать свои суждения по разным поводам, разделять ее долгое нетерпение, быть постоянно наготове…
Я знаю, чего сейчас мучительно желает этот отставник, он столько раз сам ясно говорил: раз и навеки выйти из игры. Пусть звезды распадаются и снова образуются, чтобы распасться вновь, и так сто тысяч раз, пусть среди этих звезд синьора Ggge и ее родственницы догоняют друг друга, обнимаются, роняя, поднимая и опять роняя шляпные картонки и зонты, но, уж увольте, без него. Он, Eggg, найдет себе местечко в глубинах отработанной материи, изжеванной и выплюнутой за дальнейшей непригодностью… «Белые карлики»!
Старик Полковник не из тех, кто понапрасну сотрясает воздух: у него возник вполне конкретный план. Знаете ведь этих «белых карликов» — наиплотнейшие инертные звезды, образовавшиеся в результате самых бурных взрывов, скопления вдавленных друг в друга ядер металлов, раскаленных добела, которые, продолжая медленно вращаться на заброшенных орбитах, постепенно превращаются в холодные и тусклые могилы элементов.
— Попутного Ggge ветра! — усмехается Eggg. — Пускай несут ее потоки электронов! А я останусь дожидаться, когда Солнце со всем, что вертится вокруг него, превратится в старого-престарого «карлика». Я выдолблю себе нишу среди самых твердых атомов, я вытерплю огонь любого накала, — только бы в итоге оказаться в тупике, на запасном пути, причалить к берегу, откуда не отчаливают…
И он смотрит вверх уже тем взглядом, какой будет у него, когда он станет «белым карликом», когда вращение галактик, где зажигаются и гаснут голубые, желтые и красные огни, сгущаются и вновь рассеиваются облака мельчайшей пыли, будет уже не поводом для постоянных супружеских раздоров, а просто некой объективной данностью.