— Сидит, бедняжка, взаперти, скучает с непривычки, — стал я объяснять, хотя на самом деле мне хотелось выразить другое — гордость, наполнявшую меня при виде этой сцены. Вот что сказал бы я, если б хоть кто-нибудь мог здесь меня понять: «Смотрите, как переменилась Rah, — ведь явилась сюда настоящая фурия, и могли кто-нибудь подумать, что я смогу ужиться с бурей, усмирить ее и приручить?»
Думая об этом, я чуть не забыл о пасторе. Я обернулся — его не было. Сбежал! Вон, перескакивает через ограды, отталкиваясь зонтиком…
Теперь я жду самого худшего. Я знаю, что соседи, образовавшие вооруженные отряды, окружают холм. Я слышу лай собак, призывные крики, временами шелест листьев у ограды, там, где они выставили аванпост, чтобы следить за мной. Они готовятся идти на приступ дома, может быть, хотят поджечь его, — число горящих факелов растет. Замышляют взять нас живыми или линчевать, а может, уготовили нам смерть в огне? Может быть, хотят спалить мою жену как ведьму? Или поняли уже, что никогда она не дастся?
Я смотрю на Солнце; судя по всему, оно вступило в стадию бурной активности, — пятна сжимаются, а запылавшие куда ярче пузыри, наоборот, выплескивают пламя. Растворяю сарай, впуская туда свет, и дожидаюсь вспышки посильнее, пущенной в пространство электрической струи, жду, что руки Солнца, прорвав разделяющую нас пелену, дотянутся сюда, и оно возьмет свою дочь назад, чтобы опять пустить ее скакать по необъятным космическим равнинам.
Скоро снова заработают все телевизоры в округе, моющие средства и красотки возвратятся на экраны, наши преследователи расформируют свои отряды, все возвратятся к своим повседневным рациональным рационам. И я смогу восстановить свою лабораторию и вновь зажить той жизнью, какую вел до этой вынужденной паузы.
Только не надо думать, что при Rah я изменил своей линии поведения, сдался, видя, что мне никуда не деться, что она сильнее. Нет, я разработал план еще сложнее прежнего, разгаданного Rah, и этот должен быть осуществлен с ее участием, наперекор ей и одновременно ради нее, да чего там — из любви к ней. Единственно возможный способ завершения наших отношений — среди крошева приборов и мельчайшей пыли электромагнитных колебаний придумать новые приборы, новые меры и произвести расчеты, позволяющие познать и научиться контролировать межпланетную магнитную бурю, которая пронизывает, сотрясает, швыряет нас, — короче, вытворяет с нами все, что хочет, через призрачный ионизированный зонтик. Вот чего хотел я. И теперь, когда она молнией взмывает к огненному шару, а я, снова овладев собой, принимаюсь собирать обломки моих механизмов, — теперь я вижу, сколь ничтожны эти обретенные мной возможности.
Наши гонители пока что ничего не замечают. Вон они, бегут сюда, вооруженные трезубцами, дубинами и карабинами.
— Радуйтесь! — кричу. — Ее здесь больше нет! Возвращайтесь к своим компасам и телевизорам! Все в порядке! Rah отсюда убралась. Но вы не знаете, чего лишились. Не представляете, что я задумал, что я собирался для вас сделать, что могло бы значить присутствие Rah — катастрофической, невыносимой Rah — и для меня и для всех вас, идущих линчевать меня!
Они остановились. Им не ясен смысл моих слов, они не верят им, не знают, пугаться их или, наоборот, воспрянуть духом. Впрочем, я и сам не понимаю, что сказал, не верю сам себе, не знаю, чувствовать ли облегчение, мне тоже страшно.
Раковины и время*
⠀⠀ ⠀⠀
Morning Fog (Утренний туман). Балкомб Грин. 1976
Свидетельства существования жизни на Земле, очень скудные по докембрийскому периоду, вдруг появляются в большом количестве примерно 520 миллионов лет назад. Действительно, в кембрийский и ордовикский периоды живые организмы начинают формировать из себя известковые раковины, которые дойдут до нас в виде окаменелостей в геологических пластах.
⠀⠀ ⠀⠀
— Как по-вашему, кто пробил брешь в то измерение, в котором все вы пребываете и думаете, что возникли в нем и для него? Это был я! — раздался возглас вылезшего из-под раковины Qfwfq. — Я, жалкий моллюск, обреченный жить одним днем, вечный пленник нескончаемого настоящего. Напрасно делаете вид, что понимаете, — вы все равно не догадаетесь, о чем я говорю. Я говорю о времени. Если б не я, его бы не было.