Должен же был кто-нибудь начать не столько делать, сколько делаться, делать тем, что делает он и себя, и делать так, чтоб все оставленное, все погребенное являлось знаком чего-нибудь другого, — отпечаток рыбьих косточек на глине, обугленные нефтеносные леса, следы конечностей техасского динозавра в отложениях мелового периода, надбитые булыжники палеолита, обретенный в тундре della Bereskova скелет мамонта с зажатыми двенадцать тысяч лет назад в зубах лютиками, виллендорфская Венера, руины Ура, свитки degli Esseni, кончик лонгобардского копья, обломленный в Торчелло, храм Храмовников, ценности инков, Зимний дворец и Смольный институт, кладбище автомобилей…
Из наших прерванных спиралей вы составили сплошную, которую называете историей. Не знаю, стоит ли вам радоваться, — не могу судить о том, что не мое. Для меня это лишь время-отпечаток, след того, что нам не удалось, изнанка времени, напластование развалин, раковин, некрополей, поленниц — того, что, пойдя прахом, уцелело, что остановилось и поэтому дошло до вас. Ваша история — противоположность нашей, это история того, что двигалось, да не дошло, что, продлив себя, погибло, — руки, которая вылепила чашу, книжных полок, сожранных огнем в Александрии, красноречия законоведа, мякоти моллюска, строившего раковину…
Память мира*
⠀⠀ ⠀⠀
Composition. Сочинение. Алекос Контопулос
Вызвал я вас, Мюллер, вот зачем. Я ухожу в отставку, и преемником моим станете вы, вопрос о вашем назначении директором уже решен. Не нужно делать изумленный вид — ведь слух об этом ходит так давно, что, надо думать, дошел он и до вас. Из наших молодых сотрудников вы, Мюллер, несомненно, самый подготовленный, вы, так сказать, постигли все секреты нашей деятельности. По крайней мере складывается такое впечатление. Хочу отметить, что я с вами говорю не по своей инициативе, а по поручению руководства. Лишь кое в каких вопросах вы пока еще не сведущи, и вот теперь настало время вам войти в курс дела, Мюллер. Вы думаете, — впрочем, как и все, — что наша корпорация уже который год занимается созданием крупнейшего центра информации за всю историю, электронного каталога, где будет собрано и систематизировано все известное о каждом человеке, животном, вещи с целью всеобщей инвентаризации не только настоящего, но и прошедшего, всего, что было, начиная с самого начала, то есть что мы создаем всеобщую историю всего сразу, точнее, каталог всего, мгновенье за мгновеньем. Мы действительно работаем над этим и достигли, что скрывать, приличных результатов: в памяти наших компьютеров уже заключено не только содержание всех крупнейших библиотек, архивов и музеев мира и годовых комплектов газет всех стран, но и досье ad hoc[22] на множество отдельных лиц и мест. И весь этот материал мы подвергаем процедуре сведения к самой сути, конденсации, уменьшения в размерах до пока еще неведомого нам самим предела, так же, как все сущие и потенциальные изображения ныне запечатлеваются и будут запечатлеваться впредь на крошечных бобинках микрофильмов, все записанные и допускающие запись звуки — на микрокатушечках с магнитной лентой. Мы хотим создать централизованную память рода человеческого и, по типу памяти отдельных индивидов, стараемся вместить ее в как можно меньшее пространство.
Нет смысла повторять все это тому, кто занял это место, превзойдя всех прочих соискателей благодаря проекту «Весь Британский музей в одном каштане». Вы трудитесь у нас не так уж много лет, но о работе всех наших лабораторий знаете не менее меня, хотя я возглавлял учреждение с момента основания. Поверьте мне, я никогда бы не оставил эту должность, если б мне не изменили силы. Но после таинственного исчезновения моей жены я впал в депрессию, из которой до сих пор не вышел. Неудивительно, что наше руководство, — впрочем, идя навстречу моему желанию, — приняло решение заменить меня. Поэтому теперь я должен посвятить вас в те служебные тайны, которые до сей поры от вас замалчивались.
Вам неведома истинная цель нашей работы. А мы ведем ее на случай конца света, Мюллер. То есть работаем, имея в виду, что вскоре жизни на Земле придет конец. Для того чтобы все не пропало зря, чтобы передать все, что мы знаем, тем, о ком нам не известно ни кто они такие, ни что им вообще известно.