Нужно отметить: пока мир считали верхом всеохватности и полноты, вдохновлять он мог лишь на банальную риторику, но ежели его воспринимали как собрание всякой ерунды, откуда-то возникшей с краю ничего, тогда он вызывал симпатию, ободрение или по крайней мере благосклонный интерес к тому, чего же сможет он достичь. Я с удивлением отмечал, что Nugkta готова поддержать его, помочь ему — убогому, измученному, немощному миру. Я же со всей жесткостью настаивал: «Да здравствует ничто! Честь ничему и слава!», опасаясь, что такая ее слабость может нас отвлечь от нашей цели. Как реагировала Nugkta? По обыкновению, иронично фыркая, как и во времена, когда я чересчур усердно славил мир.
Я, как обычно, слишком поздно понял: и на этот раз она права. С ничем нас связывала лишь та малость, которую оно исторгло из себя как квинтэссенцию своей ничтожности. У нас был только один образ ничего — наш бедный мир. Все нам доступное ничто состояло в неких отношениях с чем-то сущим, так как и само оно было лишь относительным ничем, тайно пронизанным желанием, искушением чем-нибудь да стать, раз уж в миг кризиса своей ничтожности оно дало начало миру.
Ныне, когда время уже отсчитало миллиарды минут и лет и мир неузнаваемо переменился по сравнению с тем, каким он был в те первые мгновения, когда пространство неожиданно вдруг обрело прозрачность, когда галактики обертывают ночь в свои искристые спирали, когда множество миров, вращаясь по орбитам солнечных систем, вынашивают в соответствии с космическими ритмами где-то Гималаи, где-то океаны, когда тьмы людей на всех материках страдают, радуются, педантично и настойчиво друг друга истребляют, когда в метрополиях из мрамора, порфира и бетона зарождаются и терпят крах империи, когда прилавки ломятся от бычьих туш, зеленого горошка быстрой заморозки, кружевных, парчовых и нейлоновых нарядов, везде вибрируют транзисторы, компьютеры и всяческая бытовая мелочь и во всех галактиках только и заняты, что наблюдением и измерением всего на свете, от почти невидимого до необозримого, только мы с Nugkta знаем: все, что наполняет время и пространство, — малость, возникшая из ничего, которой могло бы и не быть или она могла быть еще более скудной, жалкой, тленной. И если мы не говорим об этом ни плохого, ни хорошего, то потому, что сказать тут можно лишь одно: бедный хрупкий мир, родившийся от ничего, все, что мы есть и что мы делаем, — такое же, как ты.
Взрыв внутрь*
«Квазары, галактики Сейферта, ласертиды — словом, активные ядра галактик — в последние годы привлекают внимание астрономов тем, какое огромное количество энергии исходит из них со скоростью 10 000 км в секунду. Есть веские основания полагать, что главная движущая сила галактик — «черная дыра» огромной массы» («Астрономия», № 36).
«Может быть, активные ядра галактик суть фрагменты, не взорвавшиеся в момент Большого Взрыва, внутри которых совершается процесс, прямо противоположный тому, что происходит в «черных дырах», — бурное расширение, сопровождаемое выделением огромного количества энергии (то есть это «белые дыры»). Это как бы окончания связей между двумя пространственно-временными точками («мостов Эйнштейна — Розена»), исторгающие ту материю, которую поглощают «черные дыры» в начале этих связей. В таком случае, возможно, сейфертовская галактика, удаленная от нас на сотню миллионов световых лет, ныне выделяет газы, втянутые другим концом Вселенной десять миллиардов лет назад. Возможно даже, что квазар, который мы сейчас видим, возник на расстоянии десятка миллиардов световых лет из материала, поступившего из будущего через «черную дыру», которая для нас возникла лишь теперь» (Паоло Маффеи «Небесные чудовища», с. 210–215).
⠀⠀ ⠀⠀
— Вовне взрываться или внутрь — вот в чем вопрос, — промолвил Qfwfq, — достойно ль безудержно распространять свою энергию в пространстве или надо сжать ее, сосредоточить, уплотнить, вобрать в себя и там хранить? Для всех исчезнуть, сдерживать все вспышки, проблески и излияния, все противоречия, будоражащие душу, притуплять в глубине ее, чтобы в конечном счете совершенно сгладить, самоустраниться, свести себя на нет, — возможно, для того, чтобы затем воспрянуть где-нибудь еще, совсем иным.
Иным… Как так иным? Выходит, заново решать, куда взрываться, — внутрь или наружу? Втянувшись в вихрь этой галактики, потом нарисоваться в иных каких-то небесах в иные времена? Здесь погрузиться в ледяное безмолвие — там самовыразиться в пылких криках на ином наречии? Здесь впитывать как губка в темноте добро и зло — там хлынуть ослепительной струей, чтобы затем растечься, истощиться и исчезнуть без следа? В чем смысл повторения цикла? Я не знаю, знать не хочу и не желаю размышлять на эту тему, здесь и сейчас я уже выбрал для себя взрыв внутрь и верю, что центростремительность навек избавит меня от сомнений и ошибок, частых перемен, скольжения от «сперва» к «потом» и я вступлю в пору стабильности, неколебимости и однозначности, приду к тому единственному состоянию, которое является залогом окончательности, однородности, компактности. Взрывайтесь, если хочется, наружу, разлетайтесь во все стороны бесчисленными стрелами, пускайте себя по ветру, транжирьте себя, расточайте — я буду взрываться внутрь, бесконечно низвергаться в собственную бездну, туда, где кроется мой центр.