Ну вот, вляпался. Болтнул лишнего. Как ей объяснить, что слово «партизан» теперь ассоциативно нераздельно связано со словом «белорусский». Если она на меня набросится, то это может плохо закончиться, психи в гневе в силу входят, придется оказать квалифицированное сопротивление, а калечить женщин я не привык.
— Да нет же! — осторожно отступая назад, сказал я. — Это есть стишок такой. Про Генриха Шлоссе. Там он мародерствовал, собрал посылку из добычи и отправил ее домой жене. Вот послушай, он заканчивался так:
— Это просто стих про войну. Для советских детей. Война ведь с Германией. Это стих и… невероятное совпадение!
Герда замолчала и о чем-то размышляла.
— Ето стьихи?.. Ето есть плёхой поэзий. Их написял думкопф. Матильда шить на Карл-Штрассе. Ти нье партизанэн?
— Да нет же!
— Корошо…
Таких совпадений, по правде, не бывает. Эта Герда больна. Стишок этот можно прочитать только в русскоязычных книжках. Она наверняка его читала, и персонажи из стихотворения воплотились в ее бреду. Значит, мы находимся на территории бывшего СССР, я ведь мог и поездом уехать. В Россию, например. И загранпаспорт не нужен, и штампов никаких. И дурдом рядом есть наверняка. Как же нам, славянам, без дурдомов? А эти пирамиды? Может, русские военные настроили их из фанеры? Американскую разведку дурачить? Хотелось бы в это верить, да не верится. Так или иначе, надо идти отсюда.
Прозрение
Я запаковал рюкзак и повесил его за плечи. Нашел подходящую палку вместо трости, высмотрел среди кустов тропинку с холма, взял за руку Герду и изготовился в путь. Но не успели мы проделать и пару шагов, как из ближайшего сарая повалил дым. Затем дверь открылась, и из сарая вышел некто в ку-клукс-клановском белом балахоне. Нас он заметил, но не удостоил вниманием. Этот странный человек обычным шагом, словно ходил этим путем уже много раз, перешел в дальний сарай и закрыл за собой дверь. Из щелей тут же заклубился дым, но быстро иссяк.
— Интересно! — Я, опираясь на палку, подошел к сараю, где скрылся незнакомец, и открыл дверь. Пахнет дымом. Никого.
— Ето кто тякой? И кудя он исчьез? — заглянув в сарай, сросила Герда.
— Кто это — не секрет, на вид — твой собрат-расист. Может, это даже ариец, а одет он в национальный американский костюм, такие костюмчики в моде с 1865 года. В Америке вашего фюрера многие уважают, а традиции расизма у них постарше, чем у вас. Твой фюрер еще пеленки пачкал, а они свою «низшую» расу уже 25 лет мочили. Ферштейн?
— Я. Корошо. Амьерика нье софсьем прёпасчий стряна. А куда он исчьезать?
Я зашел в сарай. Пусто. Только лавка у стены. Я осмотрел все вокруг — ничего интересного, никакого укрытия, где мог бы спрятаться взрослый человек, никакого замаскированного тайного хода. Лишь на полу куча горелых спичек. В основном отсыревших, но некоторые из них выглядели так, будто их зажгли и потушили недавно.
— О чьем ти есть дюмать? — спросила Герда.
— Вот эти спички… А ну-ка, пойдем посмотрим в других сараях. Ты туда, я сюда. Ищем спички! Шнель, шнель.
Минут за десять мы обошли все сараи. В каждом на полу валялись горелые спички, много спичек. Судя по их виду, валялись они здесь давно. Очень интересно.
— Герда, ты куришь?
— Тебье зачьем? — удивилась она. — Курью, когдя банкьет.
— Когда выпьешь. Хорошо. Скажи мне, если у тебя есть зажигалка, ты будешь прикуривать спичками?
— Нье зняю. Ньет. Мьетрдотель прикурьифать дямам зашихалькой; ето музчини когдя пьют бренди и курьят сигари, то прикурифать от спьички, шьтоб нье портьить букьет сфоих сигар.
— Вот именно… Кто-то, очень на то похоже, курит в этих сараях нечто, чей букет не рекомендовано портить бензиновым или газовым огнем зажигалок.
— Они здьесь курьить, а потём прёпадать? Так нье мошет бить.
— Не может. В теории. Пошли-ка отсюда. Все это очень странно.
Мы начали спуск с холма по петляющей среди кустов тропинке. Спуск был не слишком крутым и идти было нетрудно. Тропинка в меру утоптанная, видно, что по ней ходят, но не слишком часто. Спуск уводил нас в сторону от реки, и пирамиды постепенно скрывались из вида. Вот и хорошо, намозолили они мне глаза, без этого зрелища я страдать не буду. Во время спуска я задумался над тем, почему моя нога практически не болит. Разве что шина сильно давит. Это странно. Хотя странностей за сегодня я уже насмотрелся.