— Я готовлюсь, — сжато ответил Корин и вернулся к работе.
Кордэ не шевельнулся, и, спустя мгновение, вновь заговорил.
— Боюсь, ты слишком доверяешь капитану Даэду и библиарию Тесеону. Мы практически стали пленниками на борту этой баржи. Нам дают видимость свободы, капитан, но на самом деле это место — тюрьма.
— Мы должны верить в наших братьев, Кордэ, — произнес Корин тихим ровным голосом. — Они сражаются во имя Императора. Их приемы могут показаться незнакомыми и ненадежными — даже безграмотными — но их побуждения все же благи.
— Ты можешь быть уверен в этом? — спросил Кордэ, и было понятно, что сам он не может.
Корин снова посмотрел на Кордэ.
— Я уверен, — резко ответил он. — И не собираюсь это выслушивать. Мы делаем то, что должны. Гидеус Кралл и его мерзкая свора предателей должны быть уничтожены прежде, чем их болезнь, их порча целиком затопит Саргассов пролив.
Движение плеч Кордэ могло означать как сомнение, так и неохотное согласие.
— Мне известно, что Кралл возвел парящий собор из костей и разлагающейся плоти в окружении флота меньших боевых кораблей, сотворенных из скрепленных меж собою раздувшихся чумных трупов и вернувшихся в варп покинутых демонических судов.
— Все они сгорят, — в голосе Корина звучало обвинение. — Свет Императора изгонит их.
— Нас мало, капитан, — предупредил Кордэ. — Даже с учетом наших союзников из Медных Минотавров.
— Значит, мы будем биться яростней, дольше и целеустремленней наших врагов, — отрезал капитан.
— Ты говоришь с уверенностью прозревшего будущее, убежденный в нашем триумфе. И все же ты сидишь здесь, один, и царапаешь свое имя на наплечнике острием затупившегося кинжала, вместо того чтобы готовиться к войне. Твои действия не соответствуют словам.
Аремис с негодованием воззрился на капеллана. Он знал, что тот делает. Корина испытывали. Так Кордэ готовил его к грядущим испытаниям.
— Я вырезаю свое имя среди имен моих предков. Это почетное занятие. Так я готовлюсь к битве.
— Разве этим не должны заниматься ремесленники после твоей смерти? — прямо спросил Кордэ.
— Мы собираемся провести абордаж орбитальной крепости врага и протащить живую бомбу в созданный из плоти и костей дворец их предводителя. Никто из нас не вернется, Кордэ. Ремесленники не притронутся к моей броне.
— И все же ты говоришь о победе во свете Императора.
— Я говорю правду. Я всего лишь прагматичен, не хотелось бы умереть, не добавив свое имя к именам пращуров. Моя честь этого требует. Их духи идут рядом со мной, Кордэ, так же, как ты делишь свою броню с духом руха, чьи кости несешь на себе. Я не могу вести наших братьев к победе, не будучи уверен, что мои предки рядом. Если не буду знать, что после смерти присоединюсь к ним.
— Меня беспокоят не твои предки, а наши союзники.
— Я уже сказал, что не собираюсь это выслушивать. Ты не собьешь меня с избранного пути.
— Значит, мое дело сделано. Мы умрем вместе, брат, бок о бок в этой славной битве, и сокрушим врагов человечества.
Капеллан положил латную перчатку поверх обнаженного плеча Корина.
— Я оставлю тебя наедине с твоими приготовлениями, — он повернулся и вышел из палаты.
Испытание закончилось, но Корин был не уверен, прошел ли он его.
Подождав, пока звук шагов капеллана не затих вдали, он нанес последние штрихи ножом на пояс.
— Каликс! Я желаю облачиться для битвы! — позвал капитан, и услышал как серв спешит по проходу, где за несколько мгновений до того был Кордэ.
Скоро он будет готов. Это будет славная смерть.
Он взглянул на наплечник, на грубо вырезанные слова «АРЕМИС КОРИН», и улыбнулся.
Ник Кайм
ГОРЬКИЙ ТРОФЕЙ
Главную палубу “Византийца” усеивали смердящие трупы зелёнокожих. Раньше это был военный корабль, господствовавший среди звёзд — огромный крейсер типа “Кастелян”. Теперь он превратился в обломки, стал частью скитальца, который плыл в космосе и кишел паразитами.
Такое поле битвы вряд ли можно назвать славным.
Тиамед хмурился, выдёргивая меч из разорванной болтами туши вожака, вытирая клинок об грубую орочью броню, чтобы избавится от крови и запаха.
— Это была грязная работа, братья, — заметил он Ворде и Маджелну.
— Да, зелёнокожие — отвратительные твари, — подтвердил Ворда, жестокий Храмовник, чинивший разорванную клятвенную цепь силового топора.
— Действительно подлые, — согласился Маджелн, хотя он и считал орков достойными противниками.
— Но не столь мерзкие, как вонь бесчестия от твоего поступка, Тиамед, — вклинился другой голос.
Три воина в изношенной чёрно-жёлтой броне медленно вышли на свет.
— Что ты сказал? — разъярённо спросил Храмовник, поворачиваясь к обвинителю.
Сервомоторы подошедших рычали и жужжали во время движения, но слышались и хрип и стаккато механизмов. Говоривший шагнул вперёд и слегка повернулся. Стало видно крылатую молнию на наплечнике.
— Злобные, — усмехнулся Маджелн не в силах скрыть отвращение. Он добил своего противника и встал рядом с Тиамедом. С силовой булавы на палубу угрожающе капала кровь убитых зелёнокожих.
Ворда встал с другой стороны от Тиамеда, обнажив силовой топор.
Тиамед ничего не говоря выпрямился в полный рост и извлёк собственный клинок. Затем наклонился, крепко сжал один из клыков вожака и вырвал трофей из слюнявой пасти.
— О каком бесчестье ты говоришь? — рявкнул он, держа руку низко и ладонью вниз, призывая братьев не вмешиваться. — Быстро отвечай, Баллак, а то я ошибочно приму твои слова за вызов.
Чёрные Храмовники по своей природе были воинственными. Также как и Злобные Десантники, хотя причиной их ярости служил несколько иной источник. Это ничуть не способствовало дружеским отношениям. Точнее, способствовало прямо противоположному.
— Этот зверь был моим, — прорычал воин в жёлтой броне под одобрительное ворчание и кивки напарников, — как и честь прикончить его.
Тиамед шагнул вперёд. На нём не было шлема, лицо украшал чёрный крест, закрасивший глаза и нос, и ничуть не скрывавший злость и недоверие Храмовника.
— И всё же мой клинок пронзил его корявую шкуру и положил конец его жалкому существованию, и я с удовольствием поступлю также и с тобой, если ты не прекратишь упорствовать в оскорблении.
Ворда крепче сжал рукоять топора, скрип кожи был слышан даже несмотря на шум корабля на заднем плане.
— На его туше раны от моих болтов, Тиамед. Я бы не стал тратить боеприпасы только ради того, чтобы ошеломить тварь.
— В этом есть немалая доля правды, — прошептал Маджелн, но не настолько тихо, чтобы его не услышали. — Эти мусорщики тратят мало и жадны на объедки. Они — псы.
Баллак снова вышел вперёд.
— Мы — псы? — спросил он, заглотнув приманку Храмовника. — Хочешь увидеть, как мы кусаемся?
С тех пор как Храмовники и Злобные обнаружили присутствие друг друга на борту скитальца, отношения между ними были далеки от сердечных. Встреча оказалась довольно тёплой, но их подходы к ведению боевых действий коренным образом отличались, и, похоже, пришло время для столкновения.
Баллак стоял в центре главной палубы “Византийца”, которая сейчас выглядела как склеп зелёнокожих, созданный приготовившимися к бою шестью космическими десантниками. Он нажал на предохранитель покоящегося на бедре цепного меча. Адамантиевые зубья в два пальца шириной тускло мерцали в плохом освещении корабля.
Даже в полумраке плавающей в крови и грязи широкой палубы жест не остался незамеченным.
Тиамед понимающе кивнул. Он попытался сдержать улыбку, скрыв её в тени. Дело идёт о защите чести и достоинства Чёрных Храмовников перед лицом этих… пиратов, которые портили репутацию Адептус Астартес. Это не личная месть или расплата за пренебрежительные слова Злобных на скитальце. Тиамед пообещал себе, что постарается не наслаждаться происходящим слишком сильно.