мне преданно смотрит, мол, че, хозяин, разбудил-то? И захотелось мне, братцы, поступить так же, как та гусеница, — схватить Шарика моего на руки и бегом отсюда подальше. Я уж и на ноги вскочил… Только не тут-то было. Смотрю, а клоун на пороге нашей ложи стоит. И не улыбается уже. А в руках у него увесистая такая дубинка.
— Эй, парень! Как там тебя… Люка? Ты даже не думай удрать. Заявил своего зверя, так уж будь добр — пусть бьется.
— Но я… Но он… — замямлил я, пытаясь придумать какую-нибудь уважительную причину для отказа от поединка.
— Что ты? Что он? — передразнил меня дядька. — Вот ведь мудрые какие развелись. Как посмотреть на халяву, так завсегда, а как до дела доходит… А ну клади своего зверя на платформу! Живо!
И дубинкой зловеще так по ладони похлопывает. Что было делать? Дядька прав на все сто. Заявился на бой — так иди до конца. Я взял Шарика на руки, поцеловал его в холодный нос и осторожно опустил в клетку на платформе. Шарик словно почувствовал что и жалобно заскулил.
— Намордник-то с него сними! — торопливо сказал дядька.
— А он у меня без намордника.
— Тогда начнем! — И дядька дал кому-то знак. Платформа медленно заскользила вниз, на арену.
— Итак, господа! — взвизгнул клоун с арены. — Смер-р-ртельный бой! Вызов непобедимому чемпиону в легком весе Цап-Царапычу бросает дебютант! Грозный броненосец по кличке Шарик с планеты Грым! Владелец — Люка Ажен, поприветствуем его, господа!
Тут, несмотря на весь трагизм ситуации, я хмыкнул. Надо же, мой Шарик — «грозный броненосец». Но очень быстро мне стало не до смеха, потому что чуть не ослеп — оказалось, что все прожектора Колизея разом повернулись в мою сторону. Я зажмурился и заслонился от света рукой. Нашли звезду экрана, и на хрен мне не нужна такая популярность. Из-за этих прожекторов я чуть было не упустил начало боя. А начало получилось занимательным. Едва дядька в шляпе забрался на свою платформу, немедленно взмывшую под потолок, и на табло высветились цифры, как крышка клетки с моим Шариком с громким щелчком откинулась. Так вот этот Цап-Царапыч к клетке подпрыгнул, пасть зубастую разинул, глазищи выпучил, когтищи растопырил. Ну, значит, в боевую стойку встал. Трибуны заревели, словно взбесились, только явно рановато. Шарик мой, видно, посчитал, что ему и в клетке уютно, а потому выходить оттуда особо не торопился. Он вообще у меня шума не любит. А часики-то тикают, секундочки-то на табло бегут. И сквозь рев слышу, как кто-то громко так командует: «Цап-Царапыч, куси его, куси!» Присмотрелся, ба, да это тот самый седой дядька в черном плаще — его почетная ложа совсем недалеко от нашей. Получается, что тренер решил мудрые указания своему бойцу дать. Только кто тебя в таком реве услышит, дядя? Не знаю, услышал седого Царапыч или сам решил действовать, но лапами задними опилки ковырнул воинственно и сунулся своей пастью зубастой в клетку. Трибуны замерли, да и я, признаться, тоже. А вдруг как… ну, тут Царапыч как завизжит! Уф-ф-ф, у меня прям от сердца отлегло. Все в норме — не иначе, мой Шарик его в нос куснул. Он у меня такой, он может. Ему палец в рот не клади, зубки хоть и небольшие, но острые. Отскочил Царапыч метра на три, башкой крутит. Больно, видно, его Шарик-то тяпнул. А трибуны орут: «Клетку уберите! Нечестно! Уберите клетку!»
И чего же здесь нечестного? Не понимаю. Если боец не хочет из клетки выходить, то, может, ему так удобно. Но, видно, здесь на удобства бойцов наплевать. Дядька с платформы что-то крикнул и какую-то кнопку нажал, клетка прямо на глазах и развалилась стенками в разные стороны. И остался мой Шарик один на один с этой тварью зубастой на огромной арене. Глянул я на табло, я там… Короче, минута еще не прошла. А Царапыч словно этого и ждал: как только клетка развалилась, сразу в атаку бросился. Видно, разозлился очень. Только не угадал он — Шарику такие наезды сугубо по барабану. Он, как только тварь на него несущуюся увидел, так не стал судьбу испытывать и в клубок свернулся. На то он и собака! Так Царапыч с разбегу только зубищами ему по панцирю клацнул. Ну, клацнул и клацнул, толку-то… У Шарика такой панцирь, что его молотком хрен прошибешь. Наши ребята пробовали — обломались. Вот и начал Царапыч моего Шарика грызть и царапать. То с одной стороны зайдет, то с другой — аж визжит от натуги. А Шарику — хоть бы хны. Свернулся и балдеет себе. Его, если хотите знать, развернуть только в воде можно. Да и то — не сразу.
Трибуны ревут, беснуются, а я на табло смотрю. Секундочки-то бегут, бегут, родимые. Вот уже две минуточки набежало, вот уже три. Гляжу: отступил Царапыч, сел на жопу, хвостом по опилкам бьет, по сторонам ошалело озирается, словно ничего не понимает. А чего тут понимать-то? Это тебе не угрей на половинки грызть и у гидр щупальца откусывать. Тут броня! Ты еще скажи спасибо, что Шарик мой не особо испугался, а то…