Снова проснулся от кошмара. Мне постоянно снится момент взрыва. Яркая вспышка мгновенно заполонила все вокруг. За ней последовал мощный толчок. Корабль, до этого крутившийся как волчок, перестал вращаться, но получил ускорение и его отбросило совершенно в другую сторону.
Трос, что удерживал Сергея, не выдержал давления от взрыва и лопнул. Мне снова приходится наблюдать, как мой друг исчезает во тьме, которая поглощает с жадностью голодной, уличной собаки, которая смогла ухватить кусок мяса на прилавке с рынка.
Сергей кричит, я слышу его крик отчетливо внутри моего шлема. В конце, сиплым и охрипшим голосом он умоляет меня помочь ему, но я этого сделать уже не могу. Его голос обрывается после того, как корабль сталкивается с космическим мусором, и теряет связь с внешним миром. Я сам еле смог спастись в тот день, но чувство вины все равно не проходит.
Бортовой журнал, запись номер семьдесят один. Прошло десять дней и пять часов после аварии.
Я боюсь. Боюсь выйти в открытый космос. Мне очень страшно. Там за дверьми таится холод , пустота и смерть. Там нет жизни. Только всепоглощающий и беспросветный мрак. А внутри этого мрака нечто неживое, и, наверное, поэтому столь темное, что ни человеческий глаз, ни оптика любого прибора не сможет его засечь. Стоит тебе протянуть руку, как это нечто затащит тебя в самую темную свою часть так глубоко, что тебе никто не сможет помочь, особенно ты сам. И ты будешь умирать в полном одиночестве. А в голове все ярче будет гореть мысль о том, что не стоило тебе протягивать руку.
Я не хочу умереть. И тем более я не хочу умереть так.
Бортовой журнал, запись номер семьдесят два. Прошло десять дней и два часа после аварии. Говорит космонавт Константин Лебедев.
Я был не прав. Да, я не хочу умирать. Но сидеть здесь, запертым в этом огромном металлическом гробу мне тоже не хочется. Ресурсы когда-нибудь закончатся и смерть все равно настигнет меня. Как бы мне не было страшно, но я вынужден заглянуть в лицо своему страху и выйти наружу, чтобы осмотреть корабль.
Бортовой журнал, запись номер семьдесят три. Еще четыре часа спустя.
Я смог, я сделал это! Хоть руки у меня и тряслись как у алкоголика, что был в запое несколько дней, я открыл этот чертов шлюз. В ушах стоял дикий шум. Думаю, что если бы со мной кто-то заговорил в этот момент, я бы все равно не услышал этого человека. Сердце бешено колотилось, словно отбивало ритм отдаленно напоминающий мне чечетку. Но я собрался с духом и сделал первый шаг, чтобы скользнуть в пустоту.
После осмотра корабля я был в ужасе, а в голове снова засел предательский голос, который только и делал, что нашептывал мне, что пора опустить руки и смириться с тем, что я никогда больше не окажусь на земле.
Эта мысль не покидает меня до сих пор. Возможно, я и вправду никогда не вернусь. Мне стоит отдохнуть, отвлечься. Время еще есть. По моим подсчетам системы корабля будут обеспечивать меня воздухом и водой еще около двадцати дней, этого хватит на починку связи и возвращение обратно.
Конец связи.
Бортовой журнал, запись номер семьдесят пять. Десять дней и двадцать часов после аварии.
Меня неожиданно осенило, когда я, сидя в грузовом модуле, рисовал дрона, который мы должны были использовать с целью исследования поверхность луны.
На нем тоже стоит передатчик! Да, он слабее чем тот, что был на корабле, но даже его хватит, чтобы принимать и передавать сигнал на Землю. Придется повозиться, здесь используется иной вариант приема-передачи сигнала, но даже его можно перенастроить под мои нужды.
Я знал, что такое простое занятие как рисование, со временем мне поможет. А директор в моей школе считал что в жизни нам поможет только математика, а не рисование. Выкусите, Юрий Павлович, творчество может вдохновить на спасение собственной жизни!
Меня все еще мучают кошмары, там мне слышится голос моего друга, умоляющий ему помочь. Но теперь он звучит по-иному, как-то угрожающе. Мне все больше кажется, что это говорит не он, а нечто иное, что живет во тьме этой космической могилы. И оно, присосавшись к Сергею своими длинными, склизкими щупальцами, покрытыми чем-то похожим на смолу, пытается заманить меня к себе,чтобы убить.
Наверное, я просто понемногу схожу с ума, сидя здесь, запершись в полной изоляции от мира. А может, так моя психика пытается спасти меня? Чувствую, словно вернулся в две тысячи двадцатый год. Правда, тогда мы сидели по своим квартирам как мыши, что забились в свои маленькие норки. Понапокупали гречи, туалетной бумаги и закупорились в своих жилищах в ожидании хорошего будущего.
Я тогда считал, что нет ничего хуже, чем быть запертым в маленьком помещении со всей своей семьей. Оглядываясь назад, я понимаю, что то время не было таким уж плохим. Были книги, были игры, всегда можно было придумать себе занятие. На крайний случай всегда был интернет. Но главное, всегда было общение.