Когда пребывание в чистилище закончено, очищенный Дух поднимается в первое небо, которое находится в трех верхних слоях мира Желаний, где результаты его страданий включаются в атом-семя тела желаний, наделяя его верным чувством, которое в будущем влечет к добру и отвращает от зла. Здесь панорама прошлого вновь прокручивается в обратном направлении, но на сей раз основой чувства являются добрые дела в жизни. Когда мы видим сцены, где помогаем другим, мы вновь испытываем всю радость при оказании помощи, как и тогда, а вдобавок чувствуем и благодарность того, кто ее принимал. Когда видим сцены, где другие помогают нам, мы тоже чувствуем благодарность, какую испытывали тогда к своему благодетелю. Итак, понятно, как важна благодарность за оказанные нам услуги, ибо она способствует росту души. Наше счастье на небе зависит от радости, которую мы давали другим, и от того, как мы оценивали то, что другие делали для нас. Всегда помните, что способности давать нужно ожидать вовсе не от богатых людей. Неразборчивая дача денег может быть даже злом. Хорошо давать деньги на цель, которую мы разделяем, однако служение в тысячу раз лучше. Как пишет Уитмен:
Что до меня, я не даю ни уроков, ни милостыни,
Когда я даю, я даю себя.
Добрый взгляд, проявление доверия, сочувственная помощь как выражение любви — вот что могут давать все, независимо от того, насколько они богаты. Более того, нужно особенно стараться научить нуждающегося помогать самому себе, физически, материально, морально или ментально, а не вынуждать его зависеть от нас или других. Этика дарения с воздействием на дающего в виде духовного урока великолепно показана в поэме Лоуэлла «Видение сэра Лаунфаля». Юный честолюбивый рыцарь сэр Лаунфаль, одетый в блестящие доспехи и сидящий на прекрасном боевом коне, отправляется из своего замка на поиски Святого Грааля. На его щите блестит крест, символ доброты и нежности нашего Спасителя, кроткого и скромного, сердце же рыцаря преисполнено гордостью и высокомерием по отношению бедным и нуждающимся. Он встречает прокаженного, просящего милостыню, и с презрительным взглядом бросает монету, как бросают кость голодной дворняжке, но:
Не поднял прокаженный золота. «Всегда Милей мне корка хлеба бедняка. Благословенье бедного щедрее, Пусть и ни с чем я отойду от его двери. Не милостыня то, что в руки нам суют, — Лишь золото презренное дает Тот, кто дает из чувства долга; Но если кто последнее отдаст, Питая радость, скрытую от глаз, — Живительною красотой наполнит Он всех, соединив друг с другом нас. Такую милостыню не вместит рука, И сердце насыщается сполна, — То Бог ее протянет вдруг душе, Страдающей и алчущей во тьме».Вернувшись, сэр Лаунфаль обнаруживает, что другой владеет его замком; его выкидывают за ворота.
Согбенным, больным и измученным старцем Он стал, домогаясь Святого Грааля; О графстве потерянном нет сожаленья, Крестом не украшена больше одежда, Но в сердце созревшем давно утвердился Страданья, смиренья и бедности знак.Снова он встречает прокаженного, который снова просит милостыню. На сей раз рыцарь отвечает иначе.
Сказал сэр Лаунфаль: «Я вижу в тебе Образ Того, Кто погиб на кресте. Терновый венец и тебе был знаком, Ты тоже пинки и насмешки сносил, Да и без ран на руках и ногах Не обошлось в твоей жизни никак. Кроткой Марии Сын, внемли мне, Смотри: чрез него я даю Тебе!»Взгляд в глаза прокаженного приносит воспоминание и распознавание, и
С сокрушенным сердцем глаза опустил, Корку последнюю он разломил, Лед на ручье поспешил разбить, Прокаженному дал поесть и попить. Происходит трансформация: Прокаженный уже не сгорблен и нищ, Но в славе своей предстал перед ним, . . . . . . . . . . . . . . . . . . И голос тише самой тишины Произнес: «Это я, не бойся, смотри! Во многих странах, сомнений не зная, Ты всю жизнь искал Святой Грааль. Вот он! — чаша, что только сейчас Ты дал мне, наполнив водой из ручья; Хлеб — тело мое, убитое для тебя, Вода — кровь, что мной на кресте пролита; А Святая вечеря бывает всегда, Когда мы делимся с тем, у кого нужда. Но лишь когда делимся, а не даем, Ибо дар без дающего — это не то. Кто вместе с милостыней отдает и себя, Кормит трех: себя, алчущего и меня».