— Как у русских говорят: умучился после трудов правильных? — глядя на мою расслабленную позу, интересуется миссис Уилсон.
— Умаялся после трудов праведных, — почти автоматически поправляю я. Ещё в начале полёта мы со Стеллой условились, что она при необходимости будет корректировать мой английский, а я — следить за её русским. Учиться всегда полезно, даже во время полугодовой лунной экспедиции.
— Отдыхай, мой Зайчонок, — с игривым хохотком разрешает Ночка.
«Мой Зайчонок»… При таком великолепном сочетании имени и фамилии — Лев Зайчонок, — дабы попытаться отделаться от тянувшегося за мной от рождения шлейфа плоских шуточек, мне ничего иного в жизни не оставалось, как выбрать себе какую-нибудь оригинальную профессию из числа тех, которые принято называть мужественными, и добиться в ней немалых успехов. Кажется, мне это удалось: я совершаю уже шестой космический полёт, а до пенсии ещё очень и очень далеко.
— Ребята, через минуту мы уйдём на неосвещенную часть орбиты, — напоминает из динамиков скафандра Астрид Йенсен. Она сегодня дежурит на пульте управления «Инолуса», контролируя наш выход. — Устроим перекур?
Я бросаю взгляд на планш-компьютер, закреплённый на левом рукаве скафандра. Полчаса «курить» в лунной тени — это многовато. Лучше уж закончить работу «при фонарях» и вернуться на станцию.
— Мы продолжим работу, Астрид, — говорю я. — Осталось сделать совсем немного. Две гайки отвернуть…
Вот именно в этот момент всё и началось.
— Дым слева из-под приборной панели, — удивлённо произнесла Астрид и тут же испуганно вскрикнула:
— Пожар в базовом блоке!
В наушниках протяжно заныла сирена, загоняя в сердце острый коготь тревоги. Но почти сразу смолкла, оборвалась после громкого и резкого щелчка. Наступила тишина — ватная, как тяжёлое и плотное одеяло, которым можно укрыться с головой и разом перестать слышать все звуки. Связь пропала.
Бормоча что-то из чертовско-материнской лексики, я устремился в сторону открытого люка на базовом блоке. При аварийной ситуации космонавтам предписывается как можно быстрее вернуться на борт «Инолуса».
Я почти достиг стыка между «Кентавром» и станцией, когда мир раскололся надвое. Цилиндрическое тело грузового корабля подо мной резко дёрнулось и, заваливаясь на бок, ринулось прочь от ствола и раскидистой кроны «Инолуса» — словно порыв ветра вырвал огромный зонт и уносил его прочь, оставив на Земле лишь жалкий пенёк крепления. Хотя на самом деле всё было совершенно иначе: это я, стоя верхом на «Кентавре», оторвался от лунной станции и, теряя ориентацию, теперь дрейфовал куда-то в сторону Луны.
— Станция, произошло отделение грузовика! — что было мочи рявкнул я в микрофон. — Аварийная ситуация!
Эфир ответил гробовым молчанием. «Инолус» стремительно валился влево и уходил вверх.
И тут на меня обрушилась тьма. Мы нырнули в лунную тень, на неосвещённый солнцем участок орбиты.
— Станция, ответьте… Зайчонок на связи… — ещё минут пять я с настойчивостью запрограммированного автомата монотонно и совершенно безрезультатно ронял слова в безмолвье эфира.
Больше всего мне сейчас хотелось проснуться. Зажмурить глаза, сосчитать до пяти и распахнуть веки навстречу радостному и солнечному утру — чтобы от этого дурного сна не осталось и следа. Но ночной кошмар мне попался привязчивый, цепкий и, увы, реальный.
Мне понадобилось минут пять, чтобы привести взбаламученные нервы в состояние относительного спокойствия и заняться трезвой оценкой ситуации. Ничто так не способствует процессу аналитического мышления, как полёт верхом на оторвавшемся от станции грузовике над ночной стороной Луны.
Так не бывает. Чтобы три очень серьёзные и не связанные между собой неприятности случались практически одновременно.
Неприятность первая. Пожар на «Инолусе». Я мысленно перенёс себя на пост оператора в базовом блоке станции. Слева под приборной панелью расположена система управления поиском и стыковкой. Эта система во время выхода в космос не работает и обесточена. Значит, сама по себе она не могла стать источником задымления и пожара. Пожар кто-то должен был устроить намеренно.